Ушел Фаустас, и плачут мною сыгранные герои — барон Тузенбах, профессор Серебряков, Фауст. Горько рыдает Отелло… Даже те его песенки, которые Фаустас попросил когда-то меня исполнить и которые я спел более 30 лет тому назад, и те всплывают в моих воспоминаниях как что-то грустное, утраченное. И такое светлое прошлое. Все, что было в моей жизни, связано с Эймунтасом Някрошюсом и Фаустасом Латенасом. Они наразделимы для меня, и оба покинули нас в ноябре… Невосполнимая утрата, непонимание, боль. Но светлым и ярким были путь и творчество Фаустаса. Такого света больше не будет. Очень грущу и тоскую.

Фаустас Латенас

24 октября вечером мы стояли у служебного подъезда Вахтанговского театра, мы обнялись и нежно и нервно попрощались. Нервно, да, это было нервно — он был неспокоен и нежен одновременно. На следующий день утром он уезжал в Вильнюс. 4 ноября утром я узнал, что он умер в карете «скорой помощи», не доехав до больницы.

Очень трудно об этом говорить. Теперь мне кажется, что он что-то знал и чувствовал. Да, я уверен, что так и было. Его огромное сердце чувствовало все. Он был абсолютный критерий правды и понимания того, что и как нужно делать. Его интуиция определяла многое, если не все, что происходило в театре. Конечно, он великий театральный композитор. Нет, он больше, чем композитор. Он был душой спектаклей Някрошюса, Туминаса и многих других. Его сердце всегда было раскрыто и пульсировало со страшной нечеловеческой силой. Он проживал жизнь взахлеб, честно, безоглядно и даже со злостью и презрением к вранью, корысти и показухе. Тихий, бесконечно нежный, с разорванным сердцем человек. Он ненавидел композиторов, которые думают о себе, что они важней театра, важней актера, важнее смысла спектакля… Нет, ненавидел — это не про него. Он был бесконечно добрый, абсолютно честный, простой человек. Надо было слышать, как он ругался и нервничал, когда из Някрошюса стали делать памятник и объявлять его гением. Просто он ненавидел пафос. Он хотел, чтобы Някрошюс оставался живым человеком.

Он так хотел посмотреть «Сына», нашу последнюю с ним работу… Не успел: спектакль несколько раз переносился из-за этой чертовой пандемии. Это была важная для него работа. У него большая семья, и несколько лет назад случилось несчастье, он потерял своего сына… Это была тяжелая, но необходимая для него работа, потому что он настоящий художник, который не боялся черпать содержание из своей собственной жизни. Великий, большой человек театра.

Дай Бог сил его семье, его дочерям, его внукам, его ближайшему другу Римасу, всем, кто любил его и понимал его значение для искусства.