Со вчерашнего дня, с 22 июля, Елены Викторовны Марковой нет с нами. И сейчас все возможные слова уместны, наверное, только в том смысле, чтобы помочь запомнить ее такой, какой она была с нами. Элегантной и простой, доброжелательной и ироничной, мудрой и любопытной, требовательной и терпимой…

В ее жизни на редкость гармонично и продуктивно соседствовали театр и быт, здравомыслие и вдохновение. Ее увлеченности и тепла хватало и на дружбу с великими, и на фестивали детских театральных студий, и на общение с бестолковыми студентами, и на рукоделие, и на заботу о дочерях, и на гордость за них, и на статьи с книгами, и на дачный парничок с огурцами, и на поездки с мастер-классами по «mime pur» Этьена Декру.

Будучи профессором СПГАТИ, отдавшим не одно десятилетие преподавательской работе, и автором серьезных театроведческих трудов, Елена Викторовна была очень скромным человеком. Меня, человека горячего, неизменно впечатляло полное достоинства приветливое терпение, с которым она выслушивала на зачетах и экзаменах вещи частенько вопиющие. Ни разу на моей памяти она не позволила себе даже нотки уничижительной в адрес какого-нибудь лоботряса, пересдающего в третий раз и услышавшего впервые слова «эпический театр». Наверное, так умеют только истинные «Весы», и Елена Викторовна представляла в этом смысле их лучшие качества, будучи бесконфликтной не только по воспитанию и убеждению, но и явно по природе.

Искренний энтузиаст, глубочайший знаток и уверенный практик того типа театра, который сейчас принято называть пластическим, она никогда не навязывала своих приоритетов и очень деликатно выражала их в общении с коллегами и учениками. Пережив десятилетия, когда искусство пантомимы считалось не вполне благонадежным «недотеатром», а статьи о спектаклях, которыми впоследствии напитался и возрос язык современной сцены, нередко писались «в стол», она не охладела к предмету La mime, но и не превратилась в яростного борца за реванш. Тщательно и последовательно, без спешки и апломба, она создавала посвященные любимому ей пластическому искусству статьи и книги, которые находили и будут находить благодарную аудиторию. А между тем, мало кому, даже из посвященных в факт многолетней дружбы Елены Викторовны с Марселем Марсо, известно, что написанная ей (еще в 1975-м, переизданная с дополнениями в 2013-м) монография — единственная, которой удостоился поныне «самый знаменитый француз», побывавший в СССР гастролями меньше десяти раз.

Вся глубина знаний, весь пыл театроведческой увлеченности, с которым Елена Викторовна предпринимала какую-нибудь очередную «пантомимную» затею (будь то издание сборника сценариев или сбор и систематизация колоссального архива статей и видеозаписей), открывался тем, кто оказывался в ее окружении с непраздным интересом. Для взыскующих истории, теории и практики сценической пластики открывались щедрые закрома, высказывались плодотворные гипотезы, припоминались уникальные детали… И общение с профессором Марковой становилось ярчайшей частью жизни, дверью в поистине магический мир созидательного безмолвия. А еще рядом с ней всегда было уютно, чисто и светло — хоть за чашкой чаю под дачной сосной, хоть в аудитории с обшарпанными столами и стульями.

Она ушла неожиданно для всех, полная творческих планов, любимая друзьями, учениками и близкими. Искренне соболезнуя членам семьи, невозможно не признать и то, что по всей России и по всему свету вчера осиротели те, кто мог говорить с Еленой Викторовной о важном на одном языке — все встречавшиеся с ней когда-либо мимы и сочувствующие. Эта потеря поистине невосполнима.

Думается, что сегодня, когда еще так трудно поверить в ее уход, еще не настало время для обширного послужного и библиографического списка, анкетных данных и прочего необходимого в таких случаях официоза. Сейчас необходимо просто осознать, насколько ценным даром для очень и очень многих была встреча с этой обаятельнейшей женщиной и в высшей степени творческим человеком, и ощутить благодарность за эту встречу.

Светлая вам память, дорогая Елена Викторовна! И передавайте поклон Марсо.