А. Н. Островский. «Гроза».
Елецкий драматический театр «Бенефис».
Режиссер Радион Букаев, художник Ася Давыдова.

Если в театре прошла режиссерская лаборатория, то и много после нее любой театральный путешественник это сразу заметит.

Вот, скажем, в 2011 году в Елецкий драматический театр «Бенефис» пришла лаборатория «Театра Наций», пришла, как водится, с четырьмя молодыми режиссерами, мастер-классами и тренингами и неминуемо принесла с собой перемены.

Во-первых, в театре появился выросший из эскиза спектакль Павла Зобнина «Бесконечный апрель». Он позволил труппе выехать на фестивали «Театры малых городов» в Лысьву и «Пять вечеров» в Петербург, где, как ни странно, оказался и самым ленинградско-петербургским, и самым «володинским» по духу.

Во-вторых, словосочетание «театр из Ельца» в сознании режиссеров, критиков и другой театральной общественности вдруг стало художественной величиной, а не только поводом процитировать реплику одной известной чеховской героини об образованных купцах, пристающих с любезностями.

Ну и последнее, а может быть, и самое важное: лаборатория привела в театр нового «главного», в котором театр нуждался давно, — Радиона Букаева. И вот не заставила себя ждать премьера — «Гроза» Островского.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра

Как я уже говорила, Елец в сознании театрального обывателя ассоциируется с чеховской «Чайкой», литературовед, пожалуй, еще упомянет, что это бунинские места (здесь будущий писатель получил начальное образование, здесь открылся первый музей-квартира Бунина). Но дух, уклад, атмосфера в городе, его неумирающая, словно живущая параллельно с нашим веком история — все отсылает к Островскому. И увидеть на елецкой сцене «Грозу» кажется достаточным поводом для театрального путешествия. Впрочем, формально увидеть ее на сцене елецкого театра мне так и не удалось.

Миниатюрная итальянская сцена-коробка елецкой драмы в спектакле Радиона Букаева становится зрительным залом, а небольшие балкон с партером (мест на 200), завешанные и застеленные полупрозрачной светло-зеленой тканью, превращаются в колодец-омут, где и будут происходить всем известные события пьесы (художник Ася Давыдова). Перемены эти — не каприз режиссера и художника, вдруг решивших сократить зрительные ряды. Это двухъярусное пространство, огромный зеленый омут переворачивает и пьесу. Здесь гроза — не столько устрашающий символ, сколько по-настоящему весеннее явление.

Спектакль начинается сценой венчания. Из центрального проема, как из-под сводов церкви, под веселый аккомпанемент гармони (Александр Новосельцев) и заливистый смех Катерины вываливается вся честная компания. Тихон весел и пьян, размахивает руками, наливает вина, предлагает всем выпить, его мать Марфа Игнатьевна Кабанова, как и положено, строго и сурово смотрит на сына и невестку. Значительное лицо — Савел Прокопьевич Дикой — и правда значителен и грозен, а вот худенький и невзрачный Борис Григорьевич, племянник Дикого, — не по статусу независим и заносчив.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра

Удалой молодец Ваня Кудряш делает общую фотографию героев — вспышка, стоп-кадр, и они расходятся. Кажется, все, что мы знаем об этих персонажах, нам обозначают в этой на секунду остановившейся картинке, а дальше начинается совсем другая история. Здесь не окажется ни грозной и деспотичной Кабанихи, ни бесноватого Дикого (хотя остальные герои то и дело будут ссылаться на их лютый нрав), ни подавленного и запуганного Тихона. Зато мы вдруг увидим всю драму из жизни города Калинова словно сквозь особые «амуровы» очки.

Здесь Дикой Владимира Громовикова с мальчишеским восторгом бежит «на свидание» к Кабанихе Ирины Проняшкиной, они сидят на белоснежной резной скамейке, Марфа Игнатьевна нежно журит Савела Прокопьевича за дурной нрав, и, кажется, нет счастливее людей на свете. Вся их напускная суровость так неубедительна, что молодые герои со своими любовями совсем не обращают на них внимания. Варвара (Кира Оборотова) без особых хлопот встречается с Кудряшом (Олег Дякин), у Тихона (Андрей Донских) роман с бутылкой, у Катерины — с…

Что такое Катерина Ирины Кислых, так сразу и не скажешь. Первое, что удивляет, это ее смех — громкий, заливистый, живой и такой ощутимо земной, не эфирный и надмирный, а, наоборот, грубый, но заразительный. Такая же и сама Катерина — телесная, горячая, не странная, а чудаковатая, дурная, но с характером, кажется, никому спуску не даст и ни каплей своей свободы не поступится. Когда говорит, широко размахивает руками, а в момент знаменитого «отчего люди не летают…» хватает подол венчального платья и будто берет разбег для взлета. В общем, не девка — чума. Лихорадка.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра

Но этой живой, огненной Катерине режиссер находит страшного двойника — сумасшедшую барыню (Людмила Соловьева-Луник). Эксцентричная старуха, как привидение, то и дело является героине в венчальном платье и с букетом, Она как будто была когда-то такой же, как Катерина, да только выжила из ума от несчастной любви.

Любовь, как передающийся воздушно-капельным путем вирус, вызвала эпидемию в Калинове. Но, кажется, вдвоем болезнь переносится легче. Катерина же — одна, влюбилась в тень, а не в человека, влюбилась почти беспредметно, ведь возлюбленный ее Борис (Евгений Ермаков) бесстрастен и безынициативен. И в этом наэлектризованном, грозовом пространстве все молнии ударяют в одно ее пульсирующее существо.

И словно спасаясь от такой же незавидной участи, какая постигла страшную старуху, пытаясь избавиться от этой одинокой агонии, прыгает Катерина в Волгу — вернее, со зрительского балкона на серое перекрестие выложенных в партере мостков легко опускается светло-сиреневая туника героини. Здесь и хочется поставить точку. Потому что неважны уже слова оставшегося в этой истории не у дел рационализатора Кулыгина (Сергей Приставко), неважны упреки Тихона Кабанихе — оба они мало понимают в природных явлениях, им неизвестно, что от такой грозы не спасают никакие громоотводы.