Антон Сергеев, наш коллега, кандидат искусствоведения, доцент кафедры русского театра СПбГАТИ, специалист по русскому театру 1910-1930-х годов, автор книги «Циркизация театра», в одиночестве, как настоящий подвижник и альтруист, делает колоссальное дело — создает пока единственную в России интернет-базу литературы о театре. Полную версию интервью Елены Строгалевой с Антоном — о его библиотеке и о том, почему тормозят технологии в  области гуманитарного знания — можно будет увидеть в будущем 75-м номере ПТЖ. А пока  мы анонсируем отдельные его фрагменты.

Елена Строгалева Расскажите, как давно вы трудитесь над самым лучшим театральным интернет-ресурсом: http://www. teatr-lib. ru ?

Антон Сергеев Спасибо за «самый лучший ресурс». Уже пошел девятый год таких моих развлечений. Затеял я это для себя, столкнувшись с тем, что всех необходимых книг на руках у меня нет — не ксерокопировать же! Я решил: буду сканировать. Оказалось, очень удобно. Радостный, я тут же пошел к студентам (в основном это были заочники): ребята, кому нужно, возьмите, потому что экзамены не за горами.

Идея возникла именно от отчаяния. Студенты приходят на экзамен и совершенно искренне меня уверяют: они того-то и того-то не знают, поскольку не имели доступа к библиотекам. Например, я строю курс по истории русского театра во многом на книге К. Л. Рудницкого «Русское режиссерское искусство» и вполне допускаю, что где-нибудь в Барнауле этой книги не достать. Поэтому я задался целью отсканировать для студентов минимальный список книг. Теперь, приходя на курсы, я приносил с собой CD и говорил: «Вот, пожалуйста, всем читать!» Так образовалось ядро, базис библиотеки. Нельзя не учитывать, что восемь лет назад в Интернете не было даже «Моей жизни в искусстве» Станиславского (была, правда, «Работа актера над собой»). Мейерхольда не было ни одного текста! Меня это сильно озадачило.

Последний шаг — выкладывание библиотеки в Интернет. Это не коммерческий проект, на него никто ни разу не дал ни копейки. Я обращался к театроведческим центрам нашего города, коих два, и нигде не получал ничего, кроме похлопывания по плечу и вечных обещаний. Поэтому сегодня это свободный и независимый ресурс, хотя судьба его могла быть и совершенно иной.

Антон Сергеев.

Строгалева Каков сейчас ресурс? Сколько книг? По каким направлениям?

Сергеев Сейчас более трехсот. Поскольку я ни от кого денег не получаю, я делаю то, что хочу. Хочу я про русскую режиссуру ХХ века, и там неплохой набор. Есть, кроме того, основополагающие тексты Брехта, Арто, Брука. Очень много редких книг, что тоже было одной из целей: сделать доступными редкие издания. Например, «Революция театра» Георга Фукса, которую никто с 1908 года не переиздал. Мейерхольдовский сборник «Театральный Октябрь» 1926 года. Ориентирован я был на редкие книги, без которых нельзя понять и адекватно оценить историю этого периода. С другой стороны, очевидно, что историю театра нельзя понять без Маркова, поэтому все четыре тома там есть; нельзя без Гвоздева, поэтому и его театральная критика там тоже есть. Нашим студентам без Барбоя никак нельзя, поэтому и он у меня есть. Есть книги Золотницкого, Титовой… Разумеется, в библиотеке имеются все классические режиссерские тексты. Важно было подобрать издание: так, Станиславский — это второе собрание сочинений с блестящими комментариями — Инны Соловьевой, например, к «Моей жизни в искусстве». Но и с ним не все так просто. Оно выходило в 1990-е годы, и восьмого тома (это письма Станиславского) ни в одной доступной мне библиотеке нет. Есть разве что в РНБ.

Строгалева Вы открыли сайт, следите ли вы за посещаемостью?

Сергеев Да, слежу. Но поскольку это не коммерческий проект, то у меня нет никакой заинтересованности в росте посещаемости. Я никак его ни пиарю, не раскручиваю. Google индексирует мой сайт, а Яндекс, например, нет. Почему — не знаю. И даже лень выяснять. Бог с ним. При этом библиотека существует скоро два года, и популярность ее с каждым месяцем растет вполне ощутимо: сегодня в среднем 750 человек в день так или иначе в библиотеку заходят. Когда библиотека открылась, это был март, посещаемость была естественно незначительной. В апреле и мае — та же картина. Но! С началом зачетной недели посещаемость выросла в три раза. Это говорит о том, что сайт действительно востребован вполне конкретной публикой. И теперь, когда библиотека уже хорошо известна, картина не меняется: в пору сессии посещаемость подскакивает процентов на тридцать.

Строгалева Приезжая в Москву, я не раз сталкивалась с тем, что в том же ГИТИСе петербургских ученых-театроведов не знают. Вы следите за выходом современной научной литературы в Москве?

Сергеев Конечно. Москва всерьез занимается изданием театроведческих трудов. Что-то удается, что-то нет, но четыре тома критики о МХТ, по моим представлениям, — труд выдающийся. «Мнемозина», которую делает Владислав Иванов, — совершенно уникальное явление. Все это в библиотеке есть.

Я не ставил перед собой задачи доведения до москвичей петербургской театроведческой литературы. Проблема глубже: в сети собственно театроведческой литературы никакой нет! В лучшем случае есть отдельные статьи режиссеров или околотеатральные тексты. И заполнить этот пробел мне казалось необходимым. Понятно, что мы уже вошли в новую эпоху — эпоху информационного общества, с совершенно новой информационной средой, иными способами взаимодействия с информацией. И театроведение должно быть там представлено, существовать и развиваться, чтобы не пропасть, не затухнуть. Науке вообще необходимо переходить в новые условия существования. В старых — десяток человек занимались, сидя в тихих залах, своими темами, обменивались мнениями… И дело не в количестве людей: их по-прежнему условно — десять. Но их влияние не ощущается, если они не присутствуют в общественной среде, а она сегодня — компьютерная. Как было раньше? Золотницкий радовался, что книга «Зори театрального Октября» была издана тиражом в 10 000 экземпляров, попала в разные библиотеки, — работали отлаженные государственные механизмы по просвещению публики. Сегодня их нет. Более того, они не нужны. Потому что в информационной среде сама среда является этим самым механизмом. Когда человек набирает в поиске «Театральный октябрь», он, с моей точки зрения, должен получить в руки книгу Золотницкого, а он получает статью в Википедии. Это две большие разницы. До тех пор пока театроведение, как все гуманитарные науки, не освоится в этом новом пространстве, нельзя говорить о том, что оно вошло в XXI век.

Строгалева Да, но библиотеки еще слава богу открыты.

Сергеев Мы не можем больше существовать в концепции науки XIX века. Это в том числе касается и библиотек. Когда вы сталкиваетесь с карточными каталогами, вы должны помнить: это — XIX век. И если Вы сегодня находитесь в такой библиотеке, значит, вы сидите в XIX веке. Я ведь пытался предложить концепцию научной интернет-библиотеки. В отличие от других, мой сайт — не просто собрание редких текстов (думаю, что примерно треть из них представлена на каких-то других площадках). Сохранен научный аппарат печатного издания, сноски и ссылки внутри текста превращены в гиперссылки, сохранена нумерация бумажных страниц (чтобы можно было делать ссылку на книгу — это ведь всегда с текстами из Интернета проблема), дается полное библиографическое описание (что тоже не на каждом сайте встретишь и что часто самому не сделать, потому что выходные данные отброшены). При этом все тексты вместе составляют цельную среду, ориентироваться в которой можно благодаря двум каталогам — классическим Генеральному и Персоналий. И, наконец, возможен поиск по всем текстам. Это уже другая библиотека, не бумажная. Понимаете, вопрос не в технологиях. Вопрос в скорости получения информации. Перебирать карточки — одно дело, а осуществлять поиск по базам данных совершенно иное: физически, психологически, как угодно. Качественно иной уровень, тип мышления ученого, требующий принципиально других навыков. А мы все отправляем студентов в ЭТИ (!) библиотеки. Им давно необходимо другое: как, например, отличить ценный текст от не ценного — каковы критерии? Ведь в Интернете все тексты равны — нет опознавательных знаков. В библиотеке все четко: автор, место издания, год, ред. коллегия, качество бумаги и оформления. Соответственно, должны быть критерии обращения с безликими интернет-текстами, должен быть выработан и собственный язык, которым мы бы помечали эти тексты, дабы, встречая их в Интернете, мы понимали, с чем имеем дело. Это задача всего научного сообщества. И моя библиотека — только частный случай, отдельное проявление общей тенденции. Считаю катастрофой отсутствие профессиональных интернет-изданий. Я говорю не столько о театральной критике, сколько о науке. У нас публикации в сети не адекватны публикациям на листе. Мы по-прежнему живем в бумажном мире.

Строгалева Если говорить о Западе, то там эта практика существует?

Сергеев Конечно. Вплоть до специализации на русском (!) театре. Есть в Канаде, в Торонто профессиональное интернет-издание, в котором, кстати, некоторые из моих коллег отметились. Сегодня универсальным критерием научной состоятельности и новизны считается индекс цитируемости. У нас мало кто знает, что это вообще такое. Очевидно, что индекс цитируемости возможен, только если текст выложен в Интернете. То есть если он не выложен, то это должна быть какая-то невероятная классика, на которую будут все ссылаться просто потому, что такова традиция. Мы не можем писать о теории театра, не взявши в руки Аристотеля, и есть он в сети, нет его — неважно. Но современный ученый должен в ней быть. А отсюда вывод: в Интернете должно быть все, чтобы индекс цитируемости стал осмысленной единицей.

Строгалева Коллеги с вами солидарны?

Сергеев Меня изумляет, что эта тенденция не ощущается как потребность большей частью моих коллег. Старших понимаю, принимаю их неприятие. Крупные ученые солидного возраста могут себе позволить — в буквальном смысле — любую форму деятельности. Они не приговорены к освоению компьютера. Но когда молодые люди или мои ровесники не готовы задуматься о новой среде, в которую попадает наука, мне странно. Послал, помнится, близкому другу и отличному театроведу ссылку, через месяц спрашиваю: «Ну, как?» Он ответил: «Ну, да… Но вот мне книга нужна была, а у тебя она не в том издании». Я так разозлился, что выложил в том, в каком ему было нужно. А идея совершенно нового доступа к известной нам информации не была воспринята… Первый год существования библиотеки я удивлялся, что коллеги ничего мне не говорят. А потом понял — они не знают. А не знают, значит — не пользуются Интернетом, значит — не связывают свою работу с новыми технологиями. Исключения есть, но они единичны. А вот со студентами — все наоборот. Думаю, средний возраст читателей моей библиотеки — не более тридцати пяти лет.

Строгалева Очень жаль, что гуманитарии тормозят по части интереса к новым технологиям.

Сергеев Так случилось, что я побывал в библиотеке ЛЭТИ. Сказать, что я был ошарашен, — ничего не сказать. Простая студенческая библиотека оснащена всем, чем только можно: электронные каталоги, свободный доступ в Интернет, электронные книги, возможность копирования необходимых фрагментов, подписка на десятки специализированных интернет-изданий. Студент, попадая в эту библиотеку, оказывается в свободном информационном поле, в котором он быстро может найти все что угодно. Я опешил. Почему у нас этого нет? Очевидный ответ: мы не технари. Но проблема в том, что мы и не хотим. Достаточно заглянуть в библиотеку моей родной академии: когда я говорю своим друзьям, живущим в других странах, что в студенческой библиотеке нет ни одного компьютера, мне не верят, думают, это гипербола. К сожалению, это реальность. Но вы хоть раз слышали, чтобы кто-нибудь этим возмутился? Никому не нужно. В конце концов, речь не только о библиотеках. На нашем театроведческом факультете прописано требование: студент сдает курсовую работу в напечатанном виде. И никому не приходит в голову вопрос — зачем? Современный театровед, не важно критик или историк, отправляет свои тексты рецензентам по электронной почте, сдает в редакции — в электронном виде. Мы сами бумагой уже не пользуемся. То есть мы студентов учим тому, от чего сами отказались. Мы не хотим допускать новые технологии в свою профессию. Мы боимся. А они могли бы помочь, да еще как! Например — с проведением видеоконференций. Не нужно ездить в другие города, тратить время и деньги на переезды. И никто этого не делает. Следовательно, нет потребности. Есть инертность. У нас эпохи сменились, а ощущения их смены не наступило. Нас уже и законодательство не ограничивает: появилось вполне законная дистанционная форма обучения. Студент может, не выходя из дома, слушать лекции, сдавать экзамены. Есть технические вузы, где ведется такое обучение. В театроведении, увы, — нет. Студентов — очных ли, заочных — никто, насколько мне известно, не собирается учить дистанционно, ни в ГАТИ, ни в ГИТИСе, ни в Школе-студии МХАТ. Картина достаточно печальная, по-моему.

Январь 2014 г.