«Алиса в стране чудес». Л. Кэрролл. Перевод А. Рождественской, литературная редакция А. Громовиковой.
Краснодарский академический театр драмы им. Горького.
Режиссер Радион Букаев, художник Сева Громовиков, художник по свету Евгений Ганзбург.

История, написанная математиком-священником о девочке в стране чудес, — одна из самых причудливых сказок мировой литературы. И, наверное, одна из самых трудных для сцены. Вызовом для постановщика становится почти каждое приключение Алисы: и ее падение в нору, и перемены размера, и свойства ее чудесатых встречных. Притом что и сама история выстроена не по законам сказки, а по законам сна: ассоциативна, по большому счету бессвязна, необязательна. И тем не менее, за 155 лет, прошедших со дня того самого «июльского полдня золотого», сказка Кэрролла поставлена на сцене более тысячи раз.

«Алису в стране чудес» трактовали и как политическую сатиру, и как психоаналитическую историю взросления, и как математическую аллегорию. В Краснодарском театре драмы Радион Букаев поставил ее как историю о творческой силе воображения и о детстве, в которое все еще можно приоткрыть дверь. Спектакль развивает ту тенденцию к визионерскому воплощению, которая отличает и красноярскую «Алиsу» Романа Феодори, и, например, «Алису в Зазеркалье» Ивана Поповски в театре Фоменко.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Открывает спектакль пластическая увертюра о театре и фантазии. На авансцене, на фоне темного занавеса, за столом засыпает Алиса (Ольга Вавилова), а возле нее движутся в белых и черных трико те, кто обернется позже героями ее сна. Вот будущий Мартовский Заяц Алексей Сухоручко во всем черном пляшет с будущим Шляпником Юрием Волковым. Под ностальгически-сказочную мелодию Рене Обри театральные тени-фантазии, собравшись вместе, создают негромкий, но слаженный шумовой оркестр: хлопнет книга, щелкнут счеты, звякнет колокольчик, прогудит флейта бутылки…

А скоро появится и Кролик (Руслан Копылов), и прыгнет в оркестровую яму — первый этот неожиданный прыжок за пределы сцены вызывает у детской аудитории дружное «ух!». Падение Алисы в нору — изящный трюк: неоновая подсветка белого платья героини, которая будет парить и переворачиваться в руках невидимых черных теней в окружении всех тех привычных предметов, которые становятся в полете «все страньше и страньше», — чашка, ложка, банка джема.

А дальше откроется занавес. Кажется, впервые спектакль для детей с такой смелостью и открытостью использует все огромное пространство сцены Краснодарской драмы.

Художник Сева Громовиков работает с иллюзиями: в пространстве сна действуют привычные будто бы вещи и существа, вот только пропорции и свойства их меняются. И развернутся в глубине сцены вертикальные гирлянды из огромных цветных карандашей, и каждая игрушка обретет соразмерный Алисе рост и сказочную функцию: шкатулка с секретом станет заветным шкафчиком, книга — дверью, барабан — панцирем чудесной Черевродепахи.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Иллюзии придуманы и решены в кэрролловском непринужденном духе. Вот Алиса со стремительно удлиняющейся юбкой взлетает под самые колосники; вот она скорчилась в тесном домике Кролика, еле просунув руку в окно, а сзади рука — ростовая кукла — пытается схватить ящерку Билля. Застывшие во времени Шляпник и Мартовский Заяц бесконечно, как стрелки часов, движутся по орбитам своего чаепития. Световая партитура Евгения Ганзбурга создает единое магическое пространство и позволяет, например, показать зрителям трансформации почти невидимого Чеширского Кота.

Костюмы Ирины Шульженко решены в фантазийном духе: прозрачные, реечные головные уборы, яркие одежды причудливых форм. В духе традиционного китайского костюма наряд Мыши (Виктория Лукина); у попугайчика Лори (Михаил Золотарев) огромные радужные крылья; головной убор Королевы (Юлия Романцова) — огромное сердечко. Иногда появляются и ростовые куклы — например, задорно вскрикивающий краб-каратист (Екатерина Бушина). Артисты постоянно перевоплощаются: вот они — причудливые зверушки, вымокшие в море слез, вот — поварята на кухне Герцогини, а вот и усердные подданные червовой королевы. Полеты во сне и наяву, White Rabbit в исполнении Jefferson Airplane — восприятие кэрролловской сказки сегодня никак не обойдется без вопроса «что курил автор?», без отсылки к эстетике хиппи. Впрочем, стиль Вудстока давно стал знаком внутренней свободы: вспомнить хотя бы стилягу Трубадура из советского мультика.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Вот и на сцене — карандашные лестницы в небо. Главный философ сказки, Гусеница (Алексей Мосолов), выезжает на сцену внутри цветного кубика, в клубах дыма, в круглых черных очках и длиннейшем разноцветном шарфе: ни дать ни взять Леннон. Imagine all the people living life in peace. Словно Кай, выросший, но так и не закрывший гештальт в замке Снежной королевы, Гусеница без конца возит с места на место большие кубики, пытаясь выстроить из них что-то важное — кажется, себя самого.

Наследующий хиппи стиль диско воплотился в образах стиляги-Грифона (Михаил Дубовский) и Черевродепахи с ее барабаном (Роман Бурдеев): их кадриль, вовлекающая все новых и новых героев, оборачивается акробатическим рок-н-роллом и настоящей дискотекой, с зеркальным шаром и массовыми плясками.

Приятно и непривычно видеть столь игровой спектакль для детей, созданный без заискивания, без натужного энтузиазма. Ольга Вавилова пластически и интонационно точно играет ребенка, открытого миру, который с каждым говорит на равных и принимает непривычности с доверием и интересом.

«Ученая» Герцогиня (Елизавета Велиган) в неожиданно серьезном и трогательном моменте говорит Алисе: «Дитя! Если хочешь, я дарю тебе все понятное и все непонятное, сказанное мною нынче». Ведь если искать логику в сказке Кэрролла, то это логика языковой игры. Слово как подарок, шутка как дар — вот настоящее содержание сказки.

Самый трогательный момент в спектакле — финал, прощание Алисы с героями сна. Оказывается, детство конечно. Но оказывается, что дверь в этот зачарованный сад есть внутри каждого из нас. Вот только нужно подобрать ключик — по размеру.