16 марта в Александринском театре состоялось второе представление балета Бориса Эйфмана «Up&Down» (премьера была показана в январе). Новое обращение хореографа к давно интересующей его теме сумасшествия оценивает ОЛЬГА ФЕДОРЧЕНКО.

Борис Эйфман — великий хореограф, и в истории балета он, конечно, останется. Его пластическо-ритмические находки живут даже на сценах академических театров. Вот, например, «Дон Кихот» в Мариинском театре: в первом акте во время соло Эспады толпа прихлопывает в такт, и это воспринимается как совершенно органическая часть хореографии. А ведь мало кто вспомнит, что эти хлопки в 1994 году ввел Борис Эйфман в своей постановке «Дон Кихот, или Фантазии безумца» и оттуда они перекочевали на сцены больших и малых академических и не очень театров. А уж как Борис Яковлевич исследует тему психической болезни! «Идиот», «Дон Кихот, или Фантазии безумца», «Красная Жизель», «Русский Гамлет», «Роден», «По ту сторону греха». И вот новый вклад в развитие балетной психиатрии: балет «Up&Down» по роману Фицджеральда «Ночь нежна».

Внушительный роман разложен на два акта итоговой продолжительностью около двух часов. Господин Эйфман умело отсекает многочисленные сюжетные линии, концентрируясь на истории главных героев: его дар преобразовывать текст в хореографические темы бесспорен. Талантливый психиатр Дик Дайвер (Сергей Волобуев) нарушает заповедь врача и влюбляется в богатую пациентку Николь Уоррен (помимо богатства она еще и хороша собой). Николь (Мария Абашова) сначала страдает шизофренией на почве инцеста, а потом — по обаятельному доктору. Отец Николь (Олег Марков) только и делает, что задабривает Дайвера деньгами, и тот, попавшись на крючок роскошной жизни, теряет свой лекарский талант, а затем и собственную индивидуальность. Пьяные дебоши и интрижка с кинодивой (Анжела Прохорова) окончательно разрушают Дика как личность и как профессионала, зато излечивают от страсти к зеленым бумажкам. Он оказывается в собственной клинике под надзором санитаров.

Еще одна сильная сторона Эйфмана-хореографа — умение блестяще пересказывать сложные темы языком танца, не прибегая к помощи пантомимы. Его лексика (впору уже создавать «Энциклопедию языка Эйфмана» по аналогии со «Словарем языка Пушкина») легко узнаваема, отменно иллюстративна и отлично комбинируема. Даже неподготовленный зритель, не очень близко знакомый с балетом и побаивающийся его за «непонятность и абстрактность», будет полностью удовлетворен ясностью и конкретностью танцевального изложения Бориса Эйфмана.

Вот доктор Дик Дайвер, он излечивает своих многочисленных пациентов методом наложения рук: достаточно проделать несколько пластических манипуляций на головах пациентов, как они мгновенно просветляются. В вариации, раскрывающей образ талантливого психиатра (исполняется во врачебном халате), лейтмотивом становится вознесенная ввысь рука с указующим перстом. Каждый культурный человек поймет эту пластическую цитату как символ врачебного всемогущества. Вот Николь Уоррен, у нее опущена голова, безвольно повисли руки, стопы завернуты внутрь, а во время танца она еще и кусает доктора за руку: сразу видно — психическая. Вот отец Николь, весь в черном, его крадущаяся пластика выдает змея-искусителя, зеленые банкноты, которые тот сует в руку Дайвера, догадку подтверждают. Психическая деструкция героев подчеркивается и сценографией. Как только на пол проецируются световые пятна, а на заднике поднимаются створки, открывая черные кабинки, сразу понимаешь, что мы волей хореографа словно оказались в черепной коробке персонажа (как в фильме «Быть Джоном Малковичем») и наблюдаем за его страданиями изнутри. Духовность (и бездуховность) сконцентрированы в дуэтах, которые составлены с максимальной вариативностью: мужчина с женщиной, мужчина с мужчиной, женщина с женщиной, две женщины с одним мужчиной и двое мужчин с одной женщиной. Если танцуется глубокое непонимание, то один из участников оттаптывает ногами все части тела партнера. Когда речь идет о счастливом единении душ, телес и сердец, одного из участников композиции высоко подбрасывают или он от счастья широко раскрывает ноги на поперечный шпагат, когда его держат за талию. Кордебалет (каждое появление в новых превосходных костюмах от Ольги Шаишмелашвили, всех выходов не меньше семи) создает атмосферу, в которую помещены главные герои. Танцовщики труппы, в совершенстве владеющие авторской пластикой господина Эйфмана, с азартом отплясывающие фокстрот и джаз, водят безумные хороводы в сумасшедшем доме, свингуют на вечеринках золотой молодежи, преображаются в элегантный высший свет с чопорными манерами или в безумную толпу кинофанатов.

Лицо позднего Эйфмана все чаще озаряется лукавой улыбкой: практически в каждом спектакле последних лет есть комические эпизоды, разряжающие напряженность действия. Не стал исключением и «Up&Down»: сцена съемки картины «Клеопатра» представляет прелестный киношарж. Заодно господин Эйфман милостиво дал студентам Санкт-Петербургского университета кино и телевидения (мастерская Сергея Овчарова) счастливую возможность приобщиться к творчеству живого классика хореографии: они совершенно безвозмездно, из любви к искусству, сняли и смонтировали очаровательный и ужасно смешной «фильм в балете» в стилистике михалковской «Рабы любви».