«Задача переводчика» — название знаменитой статьи Вальтера Беньямина, где, в частности, речь о том, что «в родстве сходство не обязательно». Перевод Дмитрия Волкострелова «Лекции о Ничто» Джона Кейджа на площадку музея современного искусства — жест, само собой, концептуальный. Как и вообще программа театра Post, протагонисты которого исследуют вариации (инварианты) акта коммуникации. Времени и пространства, актеров и зрителя, языка и речи, театра — «не театра».

Двенадцать зрителей в ожидании действа рассыпаются по музею. Каждого из них поодиночке проведут с фонариком в темный зал и усадят на место. По три человека с каждой стороны белого куба. За его полотняными стенками вибрируют тени. Потом мы узнаем, что там расположились актеры — Алена Старостина, Иван Николаев. Они прочитают текст о «ничто» 49-го года прошлого века нейтральными тишайшими голосами в пустоте, в «белом поле», в интервале между отсутствием и присутствием. Между методом и структурой. Непрерывностью/интервалом. В зазоре между текстом, ритмом, теменью и светом. Настольные лампы стоят на полу, иногда подсвечивая зал; такие же лампы — внутри куба, где сквозь ткань просвечивают тени, которые озвучивают это место. К финалу на потолке освещается белый квадрат, в котором промелькнут тени выбежавших из куба актеров. Зрители-соглядатаи, навострившие свой слух, наконец, увидят то, что находится внутри куба: пюпитры с айпадами со строчками букв, «тактов», прорезающих пустоту рефренами (например, «если кому-нибудь хочется спать, пусть спит»).

Мне уже приходилось писать о том, что в своих не-спектаклях Волкострелов предлагает публике искусство «детокса». Очищает в разных предприятиях то перегруженное и потому переставшее быть чувствительным зрение зрителя, то его засоренный —замыленный — слух. В «Лекции…» он внедряет посторонних в реальность пустоты, в «ничто», выдергивая двенадцать человек из реальности быта и утопии зрелищности. Очищает, а точнее, расчищая само восприятие.

С закрытыми глазами, но не спящие, несмотря на возможность сном забыться, зрители подключаются к свободе пребывания по ту сторону привычного существования. Таким образом структурируется или инициируется освобождение пришедших — после огней большого города в темноту, в белизну — от пустоты или небытия, ускользающего из ощущений этих людей, а не только зрителей.

Так Волкострелов прочищает свое и наше сознание — индивидуальное, художественное, окультуренное, традиционное и постпост.

Перекличка голосов, чуждых интонированию, — образ бесплотной или предельной пустоты, коснувшись которой ты имеешь шанс «начать с начала», но уже на других основаниях, не забитых шлаками привычной жизни, знакомого искусства, раздражающего театра, критического не театра.

Погружение в темноту, в «ничто» удостоверяет одновременно внешнюю и внутреннюю — концептуальную реальность слушателя/зрителя этой лекции. Провоцирует его рефлексию и свободу в несвободной закрепленности к месту перед белой поверхностью (экраном) матерчатых полупрозрачных стен. Так происходит перевод коммуникации в сферу (сферы) личного интеллектуального опыта. Так проблема коммуникации становится предметом острых переживаний немногочисленной публики, предельно индивидуализированной (голоса актеров предлагают интимность контакта) и одинокой в такой экзистенции.

Выпав из обыденки, повседневной и культурной, ты мобилизуешь свои усилия, аккумулируешь дремлющие способности собственных органов чувств. И — с помощью проводников, переводчиков — приближаешься к состоянию пробужденного сознания. Или хотя бы получаешь эту возможность.