Спектакль Большого театра кукол «Фабуламахия», созданный в союзе с театром АХЕ и в согласии с имперскими амбициями Петербурга, оказался великоват для БТК: играли «битву фабул» в помещении студии «ЛенДок».

Жизнелюбию и детскости Максима Исаева и Павла Семченко, режиссёров и художников действа «Фабуламахия», хочется искренне позавидовать. Создавая двадцать с лишком лет назад АХЕ как театр, который нравился бы им самим, а не зрителям, они изобрели дело, которое до сих пор делают с удовольствием. Глядя на то, как двое взрослых бородато-седоватых дядек в меховых беретках и не менее меховых штанах резвятся на площадке «ЛенДок», направляя импровизационные порывы «кудашей» (так называют учеников руководителя БТК Руслана Кудашова), понимаешь, что градус здорового безумия Исаевым и Семченко всё ещё сохранён.

Равен ли он сорока при условии «три по сто пятьдесят» (цитата из спектакля) или имеет иное цифровое исчисление, неважно. Важно то, что изобретённый ими жанр «традиционное петербургское зрелище» являет почти хармсовский образчик подтрунивания над порядком затасканными священными коровами отечественной литературы. Евгений Александрович Онегин (а каким может быть его отчество, если его породил Пушкин?), Старуха Процентщица (спасибо Фёдору Михайловичу), Человек Рассеянный (герой Самуила Маршака) и фольклорный Чижик-пыжик по воле Исаева — Семченко стали «боевыми машинами» начитавшейся книг интеллигенции. И в рамках спортивного сюжета отношения будут выяснять не литературные герои, а именно четыре группы «читателей», ими управляющих.

Почти плоский и пучеглазый поясной профиль Онегина имеет однобокое развитие: носителем мишени как намёка на дуэлянтское прошлое, он является лишь с одной стороны. Его монументальности хватает лишь на то, чтобы вращаться на громоздкой телеге, заменяющей ему ноги. Фанерный Человек Рассеянный помещён внутрь огромного колеса и является существом разносторонним: один его рисованный профиль обряжен в цирковое трико, другой представляет неприкрытый скелет.

Старуха Процентщица — подобие гигантского стенобитного орудия: на остове кибитки крепятся опрокинутые руки и ноги с марионеточными сочленениями. А вот Чижик субтилен: птичьим признаком являются лишь крылья из связанных пучками бамбуковых прутьев, хитро закреплённые на низенькой фурке. Битве этих титанов предшествует лирическая затравка с петербургскими туманом и сыростью, книжным беспорядком и задумчиво бродящей по городу интеллигенцией, которая вечно хочет кого-то с кем-то сравнивать и выяснять отношения, пусть и посредством литературных героев.

После парада-алле литературно-боевые машины сходятся один на один: Онегин с Чижиком (перетягивают канат), Старуха — с Человеком (борются по законам «японской борьбы с умом»). Затем решать, чьё величие больше, будут победившие в соответствующих схватках Онегин и Человек. При созерцании игрищ всерьёз воюющей в очерченном мелом кругу интеллигенции публика делает ставки по сто рублей. Страсти кипят, слышны выкрики из зала: «Евгений, давай!» «Кудаши» трогательно бегают по периметру «спортивной площадки», оберегая зрителей от возможных столкновений с «техникой». Однобокий Онегин, вращающий момент которому по большей части задавала личность с бакенбардами и в комическом цилиндре, побеждает. Шампанское, аплодисменты. Победителя и побеждённых разбирают на запчасти и отправляют на свалку истории, а интеллигенция снова идёт по кругу с книгами, в которых изыскивает новые жертвы для придания им вращающего момента…