Спектакль «Братья» в театре «Приют комедианта» предназначен для терпеливых людей с крепкой психикой.

Театр нынче активно забывает, что существует ради зрителя и благодаря зрителю. Театр не дорожит зрителем и постепенно (но ещё не поголовно) становится полигоном для экспериментов над людьми, находящимися по обе стороны рампы: актёров бесконечно пытают на сопротивление школе, зрителей — на терпение. Любопытно, что, когда драматурги и режиссёры экспериментируют, молчат даже рискующие кассой бухгалтеры и финансовые директора. Порой риск оправдывается, эксперименты оказываются удачными, и зритель, поражённый не столько художественным достоинством той или иной постановки, сколько новизной своих впечатлений, уходит из зала с чувством причастности к чужому творчеству. Но творчество-то в театре должно быть обоюдным, как учили великие, и в этом сила театра. Памятуя заветы о том, что зритель не дурак, иногда его формально приглашают к СОтворчеству, напрочь забывая про необходимость разбудить в зрителе СОпереживание, без которого театр запросто становится балаганом или, если хотите, перформансом, но никак не является той самой «кафедрой, с которой можно сказать миру много добра». То есть кафедрой-то остаётся, но вот насчёт добра…

Прежние постановки Евгении Сафоновой «Цари» (Александринский театр) и «Двое бедных румын, говорящих по-польски» («Этюд-театр») были отмечены профессионалами и даже в различных номинациях удостоены премии «Прорыв». Какова будет судьба новой её работы, сказать трудно. Не знаю, как рядового зрителя, а меня так напрягают программки, в которых пытаются объяснить публике, что ей надо бы увидеть и понять в спектакле. «Братья» в таком объяснении (на самой программке изображён металлический пестик, которым брат ранит брата согласно букве классика) оговорены как «сценический коллаж», что вполне соответствует действительности.

На подмостки вынесены отдельные сцены, диалоги и реплики из романа «Братья Карамазовы». Но за счёт самой выборки и способа подачи текста (что за тяга у современного театра оставлять текст текстом, даже не пытаясь транслировать его через актёрскую игру?) постановка Сафоновой напоминает 3,5-часовую попытку передачи краткого содержания одного из основополагающих произведений русской литературы. Передача эта идёт скороговоркой, поначалу монотонно, местами неразборчиво. Разве что у Ивана (Константина Малышева) слова обретают выразительную членораздельность, остальным и микрофон не в помощь, ибо начиная со второго действия речь заглушается нарастающей, давящей звуковой волной, накрывающей зал вплоть до желания заткнуть уши. В третьем действии уже знакомое зрителю с первого действия молитвенно-заунывное долбление христианских истин в устах Алёши (Евгения Перевалова) перемежается со звериными завываниями. Частью режиссёрского замысла, возможно, является шахматность ходов довольно статичных героев. Нарушится она с материализацией идеи вседозволенности, заставляющей актёров на протяжении двадцати минут дёргаться в конвульсиях. «Природа сомнений» героев никак не объясняется.

В чём месседж? Человек есть зверь, и даже религия спасти его не может: загоняемая «в угол» дикость проглянет обязательно… На премьере один из зрителей, покидая зал посреди действия, демонстративно остановился в дверях и выразительно поаплодировал актёрам: мол, давайте, ребята, дальше в таком же духе. Под конец спектакля две трети мест в зале были свободны…