В Камерном театре Малыщицкого — долгожданная премьера. Режиссер Петр Шерешевский, приняв в который уж раз обличье драматурга Семена Саксеева, представил свою авторскую версию канонической пьесы «Три сестры» и сделал с командой верных единомышленников небанальную версию классики. В результате получился совершенно удивительный по точности попадания в зрителя спектакль: одновременно нежный и безжалостный, внешне уютный и невидимо дискомфортный, достаточно условный по ряду пунктов и при этом максимально реалистичный, дающий надежду и немедленно отбирающий ее.

«Три» идет по проторенной излюбленной дорожке режиссера и существует в виде вариаций на тему, сочинений по мотивам. Чехов здесь присутствует как первопричина, первоисточник и повод, а из него уже возникает одно лишь привольное высказывание, которое при этом (что важно!) не теряет исходных корней и контуров, не отказывая себе в удовольствии время от времени сверкнуть фразой-другой из оригинала. Все совершенные с пьесой изменения весьма привычным для работ Шерешевского образом не выглядят искусственными или неуместными — абсолютная загадка, как у него это каждый раз получается. В качестве места действия здесь обозначена не глухомань-провинция, не безысходное тошное болото, а северная столица образца 2020-21 годов, следовательно, в Москву никто не стремится. Кровные сестры становятся близкими подругами, прочие персонажи из оригинальной пьесы также корректируют свои родственные и социальные статусы. Но главное, то есть сама суть, от этого совершенно никак не меняется. Если уж, скажем, Наташе, предписано изначально незаметно многое присвоить и подмять под себя, так она и сделает это с чистой совестью. Если, допустим, персонаж с говорящей фамилией Соленый (здесь это беспокойный человечек по прозвищу Солти) призван внести в историю нервный хаос и опасное членовредительство, то уж будьте уверены, что с него станется. Форма условна, содержание неизменно. От исходного чеховского здесь еще обнаруживается неназойливый негромкий полилог, легковесная перекличка будто бы бессмысленных бытовых фраз, за которыми прячется острейшая трагедия и затаенная боль, а также много-много чая, распиваемого при каждом удобном случае — в радости ли, в горе ли.

Итак, на календаре относительно недавние (и относительно даже уже счастливо-мирные по меркам актуальной повестки дня) ковидные времена, 2020-21 годы. Празднование дня рождения Ирины здесь словно бы запускает некий неуправляемый механизм, перетасовывающий людей и отношения между ними по какому-то особому расположению. Жизнь каждого из героев никогда не станет прежней. Вот жила себе умница Маша с умником мужем Федором в достаточно уже устоявшемся браке, а тут — бац, встретила одноклассника Сашу — и завертелось у них не на шутку. Ничего из этого путного и перспективного не выйдет, конечно же, но хотя бы недолго у них будет счастье. Запретное, бесстыдное, тайное, но самое настоящее счастье. И внезапно оказывается, что, например, «Иронию судьбы» вместе посмотреть от начала и до конца — занятие куда интимнее секса, настоящее сокровенное действо, прощальный всплеск нежности перед окончательным неизбежным расставанием.

Или же взять Ирину, например. Вот был у нее дружочек-пирожочек, вечный заложник френдзоны Коля, а тут — бац, неожиданно признался ей в любви, а ей это ну совсем не надо. А потом вдруг внезапно надо. Кроме того, еще этот не вполне адекватный Солти особым образом обозначился в Ирининой жизни, а потом такой нешуточный замес, ух! Хорошо хоть, что без смертельного исхода. И старая добрая психология оказывается здесь беспомощной, вся психотерапия, которой Ирина пытается в качестве профессионала облегчить жизнь другим людям, дружно идет к черту — тут в своей-то жизни творится нечто непередаваемое, сейчас не до помощи страждущим.

Вот жил-поживал себе Андрей с подружками Ирой и Олей в коммуналке, умные книжки читал и цитировал, диссертацию писал, в себя и свое академическое будущее верил. А тут — бац, переспал по пьяни с поэтессой Наташей, и вот уже семья, ребенок, обязанности, заброшенная диссертация, разбитые мечты, жизнь под каблуком. Так живут многие — и это статистика. Так живет Андрей — и это трагедия. А у Ольги вот, например, и этого даже нет. Работа, лекции, студенты… На этом и застаивается жизнь, двигаясь по предсказуемому замкнутому кругу. А есть в этой истории еще сосед (по совместительству — хозяин квартиры) Иван Романыч: вроде как и стереотипный назойливый пьяница, без которых типичная питерская коммуналка не может считаться таковой, но если приглядеться — несчастный человек, греющийся у огня чужих жизней, заливающий свое одиночество водкой, считающий своих молодых соседок за семью, за родных и близких людей.

Прочие персонажи (никудышный муж Федор, нерешительный любовник Саша, неудачливый возлюбленный Коля, неприкаянный провокатор Солти) также имеют приличный такой невидимый груз проблем, страхов, комплексов, который тянет их на самое дно, мешает начать жизнь с чистого листа, никак не дает поверить в себя. Знает себе цену здесь, пожалуй, только весьма надменная Наташа, но поэтому ее не очень-то и принимают в этом тесном дружеском кругу. И все вместе они отчаянно хотят чего-то иного, чего-то нужного и понятного только им. Возможно, как раз того самого счастья всего-навсего. Такого четкого и внятного, но при этом столь зыбкого и аморфного. Несправедливый парадокс жизни, не правда ли? И еще всем им нужно совсем немного самой обыкновенной простой любви. Немного — но наверняка, без суррогатов и искусственных добавок. Они верят, что дальше будет только лучше, что впереди долгожданная белая полоса. Блажен, кто верует, честное слово. Наступает 2024 год.

Все действие происходит в максимальной близости к зрителю, создавая своеобразный акт неизбежного вуайеризма. Но последствия этого подглядывания могут быть весьма полезными и практически применимыми в дальнейшем. Посмотрел, как у них, понял, задумался, сделал выводы, уберегая себя тем самым от лишних ошибок. Сценография Надежды Лопардиной здесь активно работает на множественные смыслы спектакля. Все пространство лишено дверей (и это явный намек, что фактически НИКАКИХ ПРЕГРАД НИ У КОГО В ЭТОЙ ИСТОРИИ ВООБЩЕ-ТО НЕТ!), а интерьер тщательно воссозданной квартиры цепляет до боли знакомыми предметами (то устаревшей советской моделью холодильника, то раскладным большим столом, то кроватью с панцирной сеткой). Все тут хорошо узнаваемое в каждой мелкой детали и какое-то родное, другого слова не подобрать. В итоге само сценическое пространство, равно как и все происходящее в нем, моментально поглощает зрителя. Из равнодушного отстраненного наблюдателя он естественным образом становится вовлеченным участником.

Про актерскую игру тут традиционно можно говорить много и подробно, но главное свойство всех спектаклей Шерешевского здесь опять проявляется во всей своей мощи. Артисты воплощают свои образы на каком-то совершенно отдельном профессиональном уровне, демонстрируя особого рода органику. Ольга в исполнении Ангелины Засенцевой — эталон мудрого спокойствия с грустной усмешкой. Маша Татьяны Ишматовой живет как умеет, как чувствует, как дышит, без компромиссов и полутонов. Ирина Светланы Груниной искренне хочет, чтобы все было хорошо, но каждый раз почему-то получается ровно наоборот. Дмитрий Хасанов играет своего Александра как, в общем-то, неплохого обаятельного человека, но предательски слабохарактерного. Николай в исполнении Владислава Мезенина вызывает искреннее сочувствие и явную симпатию. Иван Вальберг в роли Андрея интересен своим неброским умным обаянием. Наташа Полины Диндиенко рождает широкий спектр зрительских эмоций: от жалости до ненависти. Александр Худяков тонко проявляет в образе Федора как комические, так и трагические ноты. Неповторимая манера актерской игры Алексея Кормилкина приходится как нельзя кстати к роли Солти. Наконец, Геннадий Алимпиев блистательно точно, метко, узнаваемо воплощает образ Ивана Романыча.

Но самое главное в этом спектакле (и у Шерешевского вновь получилось добиться такого потрясающего эффекта!), что словно бы и нет здесь никакой игры, ровно как и нет никакой режиссуры как будто. Реальные эмоции и личные воспоминания актеров, вплетенные в исходный текст, их обыденные бытовые действия и жесты, заставляют забывать о том, что это условность, фантазия, театр. Жизнь подлинная, непритворная проживается перед нами, и оттого еще острее чувства, еще сильнее впечатления, еще заметнее боль.