Камерный театр Малыщицкого не так давно представил петербургской публике очередную премьеру — спектакль «Три». Постановка моментально стала свежим зрительским хитом, билеты на нее исчезают в мгновение ока, а критики не устают разбирать новую режиссерскую работу Петра Шерешевского на идеи, смыслы и символы, которых здесь традиционно хватает с избытком. И действительно, этот спектакль способен донести до всех присутствующих самыми простыми словами и повседневными будничными действиями глубокие мысли, расположить к рефлексии, посмотреть на устоявшиеся вещи и явления свежим взглядом.

Режиссер в который уж раз идет излюбленной проторенной тропой — переосмысляет под своим запасным именем Семен Саксеев вместе с артистами привычную классику (в данном случае пьесу «Три сестры»). Но каким-то поистине удивительным образом перенос хорошо известного чеховского сюжета в обстоятельства ковидного времени 2020-21 годов становится очень органичным. Конечно, пожар может с легкостью смениться потопом, но все равно он останется катастрофой. Все точки пересечения и параллели с оригиналом остаются не просто сохранными, а даже внезапно приобретают новые любопытные грани. Кажется, и впрямь в нашей жизни мало что меняется принципиальным образом, и разница во времени пропадает буквально на глазах. Никуда не исчезают вечные человеческие спутники: одиночество, разбитое сердце, уныние. Всегда были, есть и будут подлецы, глупцы, слабаки, просто наивные люди. Это метко подмечал и фиксировал в свое время Чехов, подобное наблюдение повторяет вслед за ним и Шерешевский. Каждого персонажа в этой обновленной истории он искренне любит и жалеет: дает им хоть капельку, но счастья, дарит призрачную, но все-таки надежду. Время от времени в измененный автором текст попадают прямые цитаты из оригинала, особым символическим образом подсвечивая происходящее.

Петербург эпохи самоизоляции становится местом действия спектакля. Три подруги — Ирина, Маша и Ольга — здесь главные героини, центральные фигуры всей истории. Ира и Оля снимают квартиру у типичного пожилого пьющего петербуржца Ивана Романовича, обитающего этажом выше, с ними же живет аспирант-философ Андрей. Кровное родство (по Чехову) сменяется крепкой дружбой (по Шерешевскому), но подлинные теплые отношения эти выглядят здесь совершенно равнозначными. По сути, они действительно самая настоящая семья, где все радости и горести переживаются совместно, а руку помощи при случае протянут незамедлительно.

Отправная точка повествования — май 2020 года, день рождения Ирины. Это событие станет в прямом смысле слова роковым сразу для нескольких участников данной истории — их жизнь навсегда покинет привычную колею. Маша встретит одноклассника Сашу, пригласит его на праздник — и внезапнее острое чувство пронзит обоих. Где-то далеко останутся, поблекнут, позабудутся на время как исключительно положительный (но скучный до тошноты) Машин муж Федор, так и ни в чем не повинная семья Саши (жена и маленькая дочка). Будет короткая вспышка истинного счастья, эпоха подлинного телесного наслаждения — а затем неминуемое расставание, вызванное отъездом Саши с семьей в Израиль. Андрей склеит накануне случайную девицу в клубе, проведет с ней ночь, даже не зная ее имени, приведет домой, познакомит с гостями, в шутку женится на незнакомке (ее зовут Наташа, как выясняется)… А затем — беременность, всамделишная свадьба, безденежье, постылые семейные будни, унылая рутина — прощай, наука! Еще и жена, судя по всему, Андрею вовсе не верна, но время вспять не вернешь. С Ириной тоже случается тот еще казус: милый дружочек-пирожочек Коля, оказывается, давно и безнадежно влюблен в нее, но ведь ей-то совсем не нужны его искренние чувства. Кроме того, Ольгин эпатажный знакомый Солти (он же — Солевой, но по паспорту Вася) явно провоцирует ее на какую-то ответную реакцию, и однажды она внезапно испытывает к нему прилив необъяснимой нежности, переходящей в страстную близость. И это метание между двух абсолютно противоположных берегов предсказуемо ни к чему хорошему не приводит (радует, что хотя бы без смертельного исхода!).

Более-менее устойчивой и спокойной выглядит на этом фоне судьба Ольги. Но, тем не менее, ее жизнь сложно назвать счастливой, хоть она и пытается себя в этом регулярно убеждать. Работа, студенты, философские рассуждения о постмодерне, метамодерне, травматических опытах, новой искренности, переоценке ценностей — все замечательно, конечно, но как будто бы чего-то явно не хватает. Ольга закрывает пустоту в собственной душе разговорами, повседневными заботами, напускной веселостью, показной бодростью, но печальная тень глухого одиночества то и дело проступает на ее лице. Неизменна и жизнь Ивана Романовича: выпил, пришел в гости к девушкам, прочитал новости, рассказал пару-тройку историй из жизни. Но за повседневным пьянством, пустопорожней болтовней, нелепыми трагикомичными ситуациями скрывается боль полузаброшенного человека, воспринимающего своих молодых квартиросъемщиц в качестве по-настоящему родных людей.

Мужские второстепенные фигуры в этой истории имеют джентльменский набор мелких недостатков, оборачивающихся против них и против возможности жить себе спокойно и легко. Саша — очень хороший, милый, исключительно положительный, абсолютно неконфликтный, но излишне мягкотелый и чрезмерно нерешительный, а это в итоге лишает его и Машу права на легальное совместное счастливое существование. Федор — образованный интеллигент, но уж слишком скучен и как-то излишне добр, от его правильности одно лишь глухое раздражение. Коля — покладистый и застенчивый, верный и преданный, но как будто бы лишенный нужного строгого внутреннего стержня. Вот с кем уж точно не так все просто, так это с Солти. Недостатки свои (реальные ли мнимые ли — тут можно и поспорить) он гордо выпячивает и несет, словно знамя, облачает их в форму повседневного перфоманса, кичится собственной неправильностью, делает нонкоформизм стилем жизни. Тем неожиданнее и откровеннее будет внезапный момент истины, когда он откроет Ирине иного себя: уязвимого и ранимого, глубоко травмированного, действительно одинокого.

Но есть ли здесь хоть кто-то, о ком можно сказать как о человеке счастливом? Пожалуй, это Наташа, случайным ветром занесенная в эту историю и прочно обосновавшаяся в ней. В ее биографии случались болезненные отношения и прочие переживания, но на фоне прочих героев она несет себя по жизни, словно королева: гордо, чуть надменно и с ноткой высокомерия в голосе. Но она честна с собой и с другими, она не умеет быть другой, она следует своей природе, не подстраиваясь под окружающих. Поэтому и не получается как-то ненавидеть ее или презирать — остается принять Наташу как данность. Здоровый цинизм и полезный эгоизм лежат у нее в основе характера. Кажется, многим стоит поучиться такому отношению.

«Три», как и прочие работы Шерешевского, густо начинен разнообразными смыслами: многослойными, глубокими, требующими предметного разбора. Спектакль стартует с Ольгиного лекционного рассуждения о постмодерне и травме — и два этих понятия становятся определяющими точками всего происходящего. Именно постмодерн позволяет поместить чеховских персонажей в 2020 год, и никому за это ничего не будет: 100% понимания, 0 % осуждения. Именно травма (явная или же глубоко скрытая) связывает всех героев этой истории, определяет их поведение, формирует как личность. Вся жизнь проходит под ее знаменем, но никто ничего с этим сделать не может и особо даже не пытается. Ирина, желающая в работе психолога помогать людям, напрочь выгорает буквально за полгода, не в силах нести невидимый груз ментальных проблем чужих людей. Трудно быть счастливым, когда крылья изрядно надломились в полете. А ведь Иру в эту профессию явно приводит собственная неотвязная боль, приглушенные кошмары из прошлого, кошмарный опыт детства с нелюбящим отстраненным отцом. Совершенно очевидна внутренняя трещина Маши, у которой в анамнезе и неудавшаяся суицидальная попытка, и несложившися брак, и утраченное счастье, и какая-то общая растерянность по жизни. Прочие персонажи тоже могут предъявить подобного рода скелеты в шкафах. У всех героев этой истории то и дело возникают неудобные больные компромиссы, каждый чем-то жертвует — иногда совершенно напрасно, кстати. Ни у кого из них нет решимости для перемен, нет стремления рискнуть, нет сил сопротивляться обстоятельствам на самых разных уровнях.

Помимо масштабных тем и проблем, затрагиваемых в постановке, «Три» включает в себя ряд формально второстепенных, но крайне важных деталей, придающих спектаклю совершенно неповторимое очарование и особого рода естественность. Во-первых, здесь очень много теплой и искренней любви к Городу, к Петербургу, которая то и дело мелькает в обрывках фраз и расцветает яркой кульминацией в финальном монологе Ольги. Во-вторых, здесь крайне значима музыка: звучащая из телефонов ли, исполняемая на пианино ли — не столь и важно. Фоновый саундтрек этой истории то добавляет легкого пафоса, то кристаллизует боль, то становится откровенным манифестом. Да, а еще на песнях идеально гадать — стопроцентно выпадет неотменимое будущее. В-третьих, здесь особую роль играет человеческое тело: живое, настоящее, открытое, далекое от пошлой фальши. Эротизм как-то сам собой растворяется в органике, но чувственность никуда не уходит — она вся в беглых быстрых жестах, скупых прикосновениях, легких нежных касаниях. И да, вдевать массивную серьгу в крохотное женское ушко — жест очень и очень сексуальный. В-четвертых, цепляют мелкие детали в духе обращенной к Федору Машиной реплики: «Подари мне носок!» — и фразу даже уже продолжать не нужно, узнаваемый символизм идет впереди текста. И подобного рода пасхалок-приветов там еще хватает.

Сценография Надежды Лопардиной скрупулезно и с любовью воссоздает быт рядовой питерской коммуналки. Зрители видят устаревшую модель холодильника, легендарный советский раскладной стол-книжку, передвижной столик на колесиках, панцирные скрипучие койки, массивный старомодный буфет. Предметы рождают локальный мир без границ в прямом смысле слова — межкомнатных дверей в сценическом пространстве здесь нет, они отдаются на откуп воображению. Символизм этой художественной находки прост и очевиден. Сама обстановка прямым текстом говорит о том, что ни для кого в этой истории не существует каких-либо очевидных непреодолимых преград. Все проблемы — в голове.

Говорим — Шерешевский, подразумеваем — ни с чем не сравнимую по точности и органике актерскую игру. В этом спектакле вновь расцветают яркие сольные партии, складываясь сообща в продуманный ансамбль. Артисты здесь не просто «идут от себя», они вплетают свои реальные личные монологи от первого лица в создаваемый образ. Надежда Черных талантливо создает портрет человека трудолюбивого, преданного своему делу — преподаванию, но, кажется, не такого уж и счастливого. Во многих знаниях — многие печали, и ее Ольга знает эту формулу на «отлично», философская теория подтверждается практикой. Жизнь уже устоялась (если не сказать — застоялась!), и в этом есть какая-то особая грустная горечь.

Антон Падерин играет детского врача Сашу на каком-то совершенно отдельном уровне правдивой достоверности. Здесь он словно бы и не в роли даже, не в образе — просто живет на наших глазах свою некую жизнь и рассказывает о ней. Его герой ни в коем случае не является каким-то ярко выраженным негодяем. Просто он так и не решается на важные перемены, пускает все на самотек, плывёт по течению, движется по инерции. Так-то, конечно, тоже можно, но ведь попутно рушится жизнь другого человека, а он как будто бы и не в ответе за нее. Но все так сложно обставляется, словно никто и не виноват — все было известно и понятно изначально, никто никого ни в чем не обманывал, не давал ложных надежд. А итог все равно один — локальная острая катастрофа, одно разбитое сердце, одна судьба наперекосяк.

Александр Худяков создает образ Федора на контрасте с персонажем Антона Падерина. Сцена их интеллектуальной пикировки (с очевидными подтекстами, с явными намеками, с завуалированным состязанием двух претендентов на сердце Маши) — одна из самых интересных в спектакле. В сущности, Федя не такой уж и плохой, это факт. Но, как известно, в любимом человеке не замечаешь недостатков, а в нелюбимом раздражают даже достоинства. И Федор как раз именно тот самый, нелюбимый, втайне презираемый собственной супругой. И это его личная боль и подлинная трагедия. Артист великолепно передает переходы своего персонажа от лиричной линии до откровенно комедийной ипостаси. Машу играет Татьяна Ишматова — и это уже не первая ее героиня-страдалица, жаждущая хоть малую толику любви, ласки, настоящего счастья. Но при этом она вполне может считаться цельной натурой, просто привыкшей жить не столько умом, сколько сердцем.

Валентина Алмакаева изображает Наташу как будто вовсе даже и не стервой, потому что созданную ею героиню как-то не получается ненавидеть. Да, она поглядывает на остальных свысока, но обаяния ей не занимать, поэтому эти презрительные эгоистичные нотки не особо и раздражают. И просто плохой ее назвать не получается — человек всего лишь по жизни идет напролом, а цель оправдывает средства, об этом еще один мыслитель писал, как известно. Ирина Светланы Груниной воплощается одним из самых сложных персонажей в этой истории. Актриса создает свою роль из полутонов, полунамеков, но за всем этим явно скрывается лавина острейших чувств. Кажется, очаровательная улыбка на лице Ирины — лишь привычная спасительная маска, праздничный яркий фасад, а в глубине таятся горечь и боль. Светлана Грунина блестяще передает это двойственное состояние своей героини.

Владислав Мезенин невероятно хорош и трогателен в уютном образе милого добряка Коли, славного дружочка-пирожочка. Алексей Кормилкин, играя Солти-Солевого, проявляет все острые грани своего незаурядного таланта, подходит по темпераменту и органике к своему персонажу буквально как влитой. Иван Вальберг в роли Андрея создает очень узнаваемого героя, жизненного, во многом типичного. Артист воплощает в своей работе интеллигентность и обаяние. Наконец, Геннадий Алимпиев безупречно точен в образе Ивана Романовича, просто до мельчайших деталей.

«Три» создает удивительно заразительное настроение праздника (день рождения, Новый год — не так и важно), рождает ни с чем не сравнимый эффект присутствия, конструирует схему исследования личной боли, но все-таки дарит ободряющую надежду на лучшее будущее. Назло и вопреки нашим реальным знаниям об этом самом будущем. Действие останавливается буквально за полшага от большой настоящей беды, но герои пока еще находятся в счастливом неведении. И бодрая песня «Пищевая цепочка» от кабаре-бэнда «Серебряная свадьба» становится не просто эффектным финалом, а подлинным криком души:

Теперь я знаю все, я буду жить легко
Под «Реми Мартин», под «Мадам Клико»
Я стану жить без драм, стану жить без драк,
А потом перестану, и это так.
Смерть красивая, словно Брижит Бардо,
Меня посадит в карман своего пальто.
Я распадусь на разные вещества.
Меня съедят прекрасные существа.
Я брала города — я стану еда!
Но я буду всегда,
Я буду всегда, всегда, всегда, всегда!