Балет Чайковского «Щелкунчик», закончившийся в Михайловском театре с ошеломляющим успехом, стал прощальным подарком Начо Дуато петербуржцам. В начале февраля контракт испанского хореографа с театром, где он в течение трех лет был художественным руководителем балетной труппы, истекает, маэстро возглавит труппу Берлинского государственного балета.

Это уже пятая оригинальная постановка, созданная испанским мастером специально для Михайловского театра. Удивительно, но прощальный балет стал самым русским балетом в его творчестве. Причем не «псевдорусским», как нередко выходило у Дуато в прошлых сочинениях. Перед нами балет, сделанный с настоящим пониманием самого духа петербургской культуры. Очень украсили спектакль стильные декорации и костюмы пастельных тонов в манере ар-нуво. Их создал французский художник с русскими корнями Жером Каплан (в Большом театре он оформлял балет Алексея Ратманского «Утраченные иллюзии»). Он перенес действие балета в предреволюционную Россию, в Серебряный век русской культуры.

Как и ожидалось, этот балет был более благосклонно встречен ревнителями нашей классики — ведь канонического текста, как в случае со «Спящей красавицей», у этого спектакля нет. Как нет у Дуато и каких-то существенных отходов от распространенного в русских версиях сценарного плана.

Особая актерская удача — роль Маши в исполнении Оксаны Бондаревой. Танцовщица, впрочем, не избежала некоторых шероховатостей в танце, что можно списать на предпремьерное волнение. Принца-Щелкунчика, которого показал на сцене Леонид Сарафанов, можно назвать идеальным.

Среди других премьерных удач — «Французский танец», элегантно исполненный американцем Марио Лабрадором и его партнершей Сабиной Яппаровой. Из оригинальных находок хореографа выделим танец матросов, с гиком врывающихся на сцену под знаменитый русский трепак Чайковского.

Впрочем, в балете немало и других сюрпризов: гигантский золотой дракон в восточном танце; крутящийся, словно ветряная мельница, и столь же впечатляющих размеров, как и дракон, зонтик, под которым пляшут китайцы; марионетки на веревочках, позаимствованные Дуато прямиком из «Спящей красавицы» Мэтью Боурна; сосульки, вырастающие под колосниками под музыку вальса снежных хлопьев; закадровый голос, рассказывающий, как на заезженных пластинках из детства, гофманскую историю. И наконец — мыши, одетые в кожаные «летные» куртки с меховым воротником, в «летные» же шлемы и очки.

Ну и, конечно же, испанский танец. Хореография Дуато — какая-то прозрачная, очень музыкальная и чувственная.

Но главное — атмосфера, пронизывающая балет. Она в новом новогоднем спектакле — праздничная и рождественская.