Все такие непохожие друг на друга экспериментальные спектакли Малой сцены Театра им. Ленсовета объединяет особенная степень актерской и личностной распахнутости, душевной обнаженности, доверчивой и доверительной, бескомпромиссной откровенности. Это тип театра, где грань между персоной и персонажем, актером и ролью, классическим героем ХIХ века и почти юным, современным человеком века ХХI уничтожается. Актеры не воссоздают образ героя, а как будто заражаются, инфицируются его болью, его манией, страданием, любовью… Хрестоматийный глянец с хрестоматийных произведений стерт безжалостно — до ссадин, до крови.

Актеры кричат, поют, шепчут, извиваются в танцах о том, что рвет на куски их неравнодушные души, — с молодой щедро¬стью, дерзостью, наотмашь. От себя. О себе. О том, как во мне поселился и гложет Раскольников, Мармеладов, грубый волжский купец с разгоревшимся сердцем… Выходит надрывно. Выходит нежно. Выходит страшно, больно, смешно… Сцены жестко и цепко смонтированы — как правило, без переливов и полутонов. Контрастные эмоции высекаются, как искры.

И еще: здесь не рассказывают историй — последовательно, от начала до конца. Здесь проживают фрагменты жизней — горячо, навылет.

В премьере «Как же я могу тебя погубить, если я люблю тебя больше жизни…» Марии Романовой по пьесе А. Островского «Гроза» почти весь текст сохранен. Но пьеса как будто расколота, разбита на куски. Из осколков собирается новая жизнь. Это, конечно, фирменный знак и фирменный метод художественного руководителя театра Юрия Бутусова: не бытовая логика, а логика сна, даже бреда, горячечных воспоминаний, проносящихся в воспаленном сознании. В результате возникает важный эффект: рождается надежда. Все знают, что трагедия должна произойти. Но всё-таки… Когда события разворачиваются непоследовательно, когда причудливо, вна¬хлест группируются сцены, порой кажется: у героини пьесы Катерины есть шанс, пасьянс может сложиться по-другому.

В каком веке обитает эта хрупкая смуглая девочка со жгучими, опасными глазами, героиня Риммы Саркисян? Сказать нельзя. Она, Катерина, то пляшет экстатические танцы, затянутая в черный чехол строгого костюма (как ведьма, вырвавшаяся в ночь из офисного рабства). То падает в объятья такого мускулистого, такого сильного — и такого беззащитного и нежного, как огромный, трепетный щенок, Бориса (Марк Овчинников), — в стог сена, будто перед нами пастораль… С каким девическим восторгом и верой в счастье, жажда которого уже вытеснила из ее естества все другое — и страх, и стыд — она прижимается к прутьям решетки вместе с Варей (Галиной Кочетковой). А та, кажется, хочет показаться искушенной совершенно. Но когда встречается с любимым, Кудряшом (Александр Крымов), оробевшим от жара соблазна, который она источает, смешно и трогательно вливает в себя алкоголь из фляжки, чтобы осмелиться кинуться к нему. Две пары — лирическая и комическая — напрямую зарифмованы. Любовью заражены все.

И как же долго, неподвижно и непокорно Катерина, гордая своей победой и своей любовью, сидит напротив сухой и готовой вспыхнуть огнем Кабановой (Тоня Сонина). А та тоже заражена страстью, которую топит в напускном холоде. Когда к окнам ее дома приходит захмелевший Дикой (Антон Филипенко), воздух буквально наэлектризован. «Разговори меня, кума», — говорит он, глядя на нее оцепенелым от восторга взглядом. И она дарит ему танец, от которого он вынужден плавиться, как воск.

И Тихон Никиты Волкова тоже настоящий трагический герой. Его безропотность граничит с гордостью, ему даны зоны настоящего отчаяния, настоящей боли, выраженной пластически.

Грозовые страсти. Но отнюдь не в безвоздушном пространстве. Горожане и странники создают фарсовый фон. А главное: в сцены из «Грозы» врезаются монологи «Песни песней», и лучезарный Соломон (Сергей Волков) сладкоголосо и томительно рассказывает о любви смуглой Суламифь — ее, как и Катерину, играет Римма Саркисян. Он убеждает в том, что смерти не победить любовь, что они еще встретятся и чувство возродится. И частная, трагическая судьба Катерины в этом контексте и в этой логике вдруг превращается в один из множества осколков, отражающих свет какой-то неземной, великой, архитепической любви. Маленькая жизнь и маленькая трагедия Катерины обретает смысл и значение в тайном мировом круговороте любви.

В спектакле «Преступление и наказание», режиссерском дебюте Сергея Волкова, оптимизма значительно меньше. Это очень личностное высказывание, построенное на том, что с Раскольниковым вступает в диалог норвежский террорист Андерс Брейвик — его «продолжатель», а здесь — его учитель. Белокурая бестия, которую так же, как и героя Достоевского, играет сам режиссер, относится к слабохарактерному петербургскому убийце, слишком страдающему и слишком рефлексирующему, с явным снисхождением, даже с пренебрежением. Брейвик витийствует, вещает с кафедры, которая потом станет чем-то вроде гроба, вроде образа вечности, утлой, как баня с пауками, для несчастного мальчика Родиона (он забьется в этот черный ящик, чтобы читать балладу о кровавой тризне в Древней Руси). Кровь, кровь пролита через всю историю. «Как шампанское?» — ужасаясь, уточняет Дуня, которая вот только что, в красном платье, дрожащая и полная соблазна, нацеливала пистолет на Свидригайлова. Как шампанское.

А потом кафедра станет сценой, трибуной, с которой Раскольников расскажет всем, что он не так уж патологически плох. И сон про лошаденку, которую хлещут по глазам, превратится в воспоминание дет¬ства, пересказанное героем в технике, имитирующей вербатим. Простым разговорным языком, с разговорными «спотыканиями», с «отступлениями», с современными словечками — как личное, глубоко личное переживание будет передана актером эта история. И Раскольников во мне, и Брейвик во мне. И как же это страшно!

Все мечутся в черном пространстве, изнемогая в поисках любви в своих и чужих сердцах. Жмутся к стенам, всматриваются в карту города — агрессивного, колючего, чужого — мать Родиона (Анна Жмаева) и сестра (Тоня Сонина). И ходит, ходит по кругу обнаженная до белья, с обнаженной болью Соня (Софья Никифорова) и падает на землю, содрогаясь. И становится перед ней на колени до вульгарности гордая, несчастная Катерина Ивановна (Вероника Фаворская). И фиглярствует, и гаерствует, и корчит то конферансье, то тапера артистичный Свидригайлов (Петр Касатьев). И о своем самоубийственном отъезде «в Америку» объявляет с апломбом бенефицианта. Только сердобольный иностранец Разумихин (Син Бон Чал) пытается всех обогреть и накормить, успокоить. Но и ему не поздоровится, когда Брейвик вытащит на сцену огромную, грозно дымящуюся бочку-бомбу. Все становится до натурализма настоящим к финалу. И в самом конце герой сбросит обе маски. Сам актер и режиссер от своего собственного лица спросит у Брейвика, пожизненно сидящего в одиночной камере и навсегда сошедшего со сцены: «Какие у тебя глаза там?» Вообразить можно любые.