В Молодёжном театре на Фонтанке состоялась премьера спектакля «АБАНАМАТ!» по прозе Сергея Довлатова в постановке американского режиссёра Льва Шехтмана.

После Владимир Малыщицкого и Василия Сенина, в разные годы предъявивших зрителям «Заповедник», Шехтман вновь отважился «обналичить» на петербургских подмостках прозу Сергея Довлатова. И хотя не первым быть всегда труднее, по словам режиссёра, невозможно было не вывести на сцену лишённого «драматургизма» автора (причём благодаря актёру Юрию Сташину, играющему роль Сергея, «вывод» этот стал фактическим). Ведь Шехтман считает, что в довлатовских произведениях не только сохранён неизвестный молодым погибший мир под названием «Союз Советских Социалистических Республик», но есть и современный взгляд на наше не столь далёкое прошлое. И взгляд этот принадлежит Довлатову, обладавшему острым, ироничным и умным языком, способностью иронизировать над страшным и смешным, обобщать и «досочинять» реальные характеры и реальных героев. В цикле рассказов «Наши», по которому Львом Шехтманом и сделан «АБАНАМАТ!», «досочинёнными» оказались родственники самого Сергея Довлатова — мать, отец, дядья, тётка, брат… И если при банальном чтении этой эссеистичной прозы образы героев воспринимаются как абсолютная реальность, то на сцене Молодёжного театра авторская театрализация персонажей становится очевидной. Вроде бы повествование идёт о близких для прозаика людях, а вроде бы они являют собой некие типы, характерные для своего, советского времени, в котором им довелось жить и умирать.

Для зрителей «машину времени» запускает уже сценография Семёна Пастуха, воссоздающая образцовый коммунальный (или любой казённый) коридор, выкрашенный тёмно-зелёной краской почти на высоту человеческого роста (вот оно, советское рацио — чтобы грязь не так заметна была и ремонта «надольше» хватило!). Вершиной этого общественного клина из одиннадцати дверей, уходящего дощатым крашеным полом в глубь сценической площадки, по ходу действия становится то купеческая лавка, то коммунальный туалет, а то и советский суд — «самый гуманный суд в мире». Соседи и родственники главного героя, его жена, писатели, судьи, следователи, адвокаты, о которых он рассказывает, лагерная охрана, шаржированные американцы — все становятся жителями одной коммунальной квартиры, одного лагеря, одного сумасшедшего дома, участниками единой фантасмагории, присущей поначалу исключительно совдепии, но позднее продолжающейся и за океаном.

Люди, словно карты в кэрролловской «Алисе», тасуются, путаются, идут «не в масть», разыгрывают козыри, кто-то остаётся в дураках — такая вот «забавная, нелепая жизнь», иллюстрация к прямой цитате Довлатова. Но, увы, не каждому из героев приходится стать в спектакле носителем характерной довлатовской иронии, и недостаток этот порой пытается от первого лица компенсировать «автор» — Юрий Сташин (роль выигрышная и приметная для молодого актёра!), хотя грубого отторжения не вызывает никто. Хорош Валерий Кухарешин, играющий Доната, отца главного героя, в руках которого и банальный веник, и аккордеон становятся просто жизненно важными реквизитами. Прекрасен Пётр Журавлёв — дядя Арон, дружба которого с собственной головой является необыкновенно сомнительным делом. Точен неувядающий тип коммунальной соседки, сыгранной Зоей Буряк во всём блеске специфических для таких дам оптимизма и чувства юмора. Противен своей деловитостью дядя Роман — Анатолий Петров. Лаконично весом неуёмный кузен Борис — Владимир Маслаков, жалеть которого в связи с отсидкой за 12 ограблений (хотя, по Довлатову, «хорошего человека любить неинтересно») практически невозможно, как не вызывает симпатии и жена главного героя Лена — Анна Геллер, по собственной воле поселившаяся в комнате, где жили лишь Сергей да… батарея порожних бутылок.

Не считая себя ярой поклонницей писателя, удачно инсценированного в Молодёжном театре, хочу запоздало сказать ему спасибо за создание особого художественного мира, который, несмотря на мнение некоторых уважаемых людей, так и просится на сцену. За интеллигентное изложение событий, за яркость характеров, за правильность языка, не исключающую образности, и за то, что эта образность не переходит во вседозволенность. Спасибо Довлатову и Шехтману за то, что вполне литературная транскрипция «абанамат», оставшись для большинства в зале Молодёжного театра колоритным дедовским заклинанием «на жизнь», не стала в спектакле бытовой нецензурщиной. Впрочем, на премьере пара внезапных смешков в зале доказала, что хотя с начитанностью у нас дела уже обстоят «не ах», но с догадливостью (сам Довлатов писал, что неожиданно расшифровал «абанамат» только по поступлении в университет) пока ещё всё в порядке…