На малой сцене Санкт-Петербургского театра музыкальной комедии состоялись премьерные показы музыкальной феерии Сергея Баневича «Стойкий оловянный солдатик» по мотивам сказок Ганса Христиана Андерсена.

Сочинение Сергея Баневича и Николая Денисова (автор либретто) увидело свет рампы в 1986 году в Ленинградском театре им. Ленинского комсомола (ныне — Театр-фестиваль «Балтийский дом») и с той поры обрело сотни сценических интерпретаций и необыкновенную популярность. Нынешнюю постановку осуществила художественный руководитель Санкт-Петербургского музыкально-драматического театра «Синяя птица» Анастасия Удалова, создавшая спектакль философский и символический.

Действие разворачивается в кукольном мире — утонченно-изящном и эфемерном. Изысканная хрупкость сценографии (художник-постановщик — Сергей Новиков), ставшей продолжением музыки (оркестровая редакция главного дирижера театра Андрея Алексеева), является отличительной чертой спектакля.

…Крутится часовой механизм, несколько замедленно двигаются куклы, любая из них, даже верткий Чертенок и топорная Свинья-копилка (Александр Круковский) кажутся ломкими, субтильными. Необыкновенный эффект достигается благодаря световой партитуре (художник по свету — Денис Солнцев) с доминирующим глубоким синим цветом, сквозь который проступают то песочно-коричневые зубчатые колеса, то темно-зеленые лиственные гирлянды, то рассеивающиеся лиловые лучи. Хореографический рисунок (балетмейстер — Ирина Шаронова) то механистичен и угловат, то «разомкнут», безграничен. Цвет и свет придают ему особую выразительность. Сколь бы ни был иллюзорен кукольный мир, Стойкий оловянный солдатик Виталия Головкина — и не от этого мира. С первого появления он видится путником, чье пребывание здесь не будет долгим. Трогательно звучит в исполнении артиста ария «Играя, мы открыли дверцу в большой и сложный мир людей, и странный стук живого сердца услышал я в груди своей»: для каждой фразы найдена нужная, естественная интонация. Происходит и внешнее преображение, превращающее игрушечного солдатика в юношу, очарованного Прекрасной балериной (Евгения Дементьева). Преображение — не нарочитое, а идущее изнутри. Образ, созданный Головкиным, подчеркивает философичность спектакля, привносит щемящую андерсеновскую ноту.

В спектакле много ярких актерских работ — и есть ощущение, что в центре режиссерского внимания была в первую очередь индивидуальность исполнителя, с учетом которой и «кроилась» роль.

Звонкоголосая Кукла Анастасии Лошаковой словно светится изнутри. Ее главные черты — жизнерадостность и непосредственность. В изображении Елизаветы Олисовой Кукла более сдержанна и, похоже, капризнее невидимой хозяйки: подклеенная голова ничуть не мешает высокой самооценке.

Злобный, хитрый, задиристый Чертенок из табакерки Романа Вокуева похож на дрянного мальчишку, в руках у которого в любой момент может появиться рогатка. Чертенок Ивана Корытова ближе к «полноценному» Черту, только в миниатюре, с холодным блеском в глазах и мефистофельскими нотками в голосе.

Самовлюбленный, знающий себе цену и всячески это культивирующий Заводной соловей Владимира Садкова — антипод проворного, торопливого Заводного соловья Дмитрия Петрова. Кардинально разные у актеров не только мимика и пластика, но и внутреннее проживание роли.

Забавными получились Крот Олега Флеера и Крыса Валентины Свиридовой, напоминающие Кота Базилио и Лису Алису из «Приключений Буратино». Если бы не Солдатик, эта шустрая Крыса непременно околпачила бы Крота, тем более такого простодушного тугодума. Не отстает в напористости и Крыса Татьяны Васильевой — сочно-характерная, менее суетливая, но жесткая, тем более в пару ей достался мягкотелый Крот (Александр Шапоров) с замашками обед- невшего аристократа.

Недавно поступившая в труппу театра Анна Перминова в партии Соловья продемонстрировала ровное во всех регистрах, красивого тембра сопрано. Лишь некоторые огрехи — звуковые «провалы» — можно списать на акустические особенности малого зала.

…В финале (печальном и безнадежном у Андерсена) появляется надежда. Но связана она не с волшебной палочкой, превращающей тыкву в пышную карету, а огонь в камине — в роскошные розы. Она о том, что где-то в ином измерении или иных мирах Солдатик и Балерина проживут свой прерванный век и будут счастливы. К сожалению, финальной сцене не хватило внятности, ритм несколько просел, действие растянулось — и законченности, как, например, в андерсеновской «Девочке со спичками», не случилось. Но учитывая, что спектакль находится в самом начале пути и не успел «закостенеть», можно предположить, что недостающие краски и смыслы еще появятся.