Театр на Литейном продолжает поиски собственного стиля, выстраивая до крайности разношерстный репертуар. В череде традиционных спектаклей с гомеопатическими дозами внезапных жанровых экспериментов здесь все чаще случаются действительно качественные постановки, сильнодействующие, как антибиотик. Таковой, безусловно, стала премьера Яны Туминой «Гекатомба. Блокадный дневник», созданная в стилистике документальной мистерии.

Этот спектакль не отпускает: стоит комком в горле, дергает за рукав, теребит за плечи — и гладит по голове (как трясут или баюкают друг друга артисты на площадке). Он бередит — и тут же ласкает! — душу. Удивительное впечатление с неожиданным послевкусием: черная безысходность тематики имеет невероятно воздушную и светлую подачу. Так происходит, когда работа строится на сильной литературной основе, говорит выразительным театральным языком, имеет выверенный пластический рисунок и обладает высоким сценическим интеллектом.

Тумина в своей особой — лабораторной, специфической, авторской — манере занимается синтетическим театром, в котором жанровая условность гармонично сочетается со строгой документальностью. В «Гекатомбе» она выразительно эстетизирует страх и смерть посредством простейших бытовых образов и драматических ритуалов. Действие строит на контрапункте, на стыке эмоциональности и хладнокровия: глухой голос исповеди, сдержанная интонация — и вскрик признания, выплеск чувства. Застывшие маски, скупые движения — и свет в глазах, лучик надежды — и экспрессия в бешеном туре вальса…

В оформлении спектакля внешние физические (приобретенные) несовершенства персонажей озарены их хрупкой внутренней (вечной) красотой. В сценографии Эмиля Капелюша — карандашная растушевка или камерность бытовых картин «малых голландцев». Художник по свету Василий Ковалев, кажется, больше затемняет пространство и лица, чем выхватывает части площадки шарящими лучами военных прожекторов. Художники по куклам Кира Камалидинова и Татьяна Стоя, подобно скульпторам, лепят молчаливых своих героев-блокадников, творя их безукоризненными в своей слабости.

В инсценировке, написанной в соавторстве с Наталией Соколовской, Яна Тумина соединяет подлинные дневниковые записи жителей блокадного города, прозу Адамовича и Гранина, поэзию и публицистику Берггольц с современным (читай, мультижанровым) театром актуальных кукол. В «Гекатомбе» потрясающий текст: предельно простые мысли, фразы короткие, честные, искренние, стиль дневниковых записей почти литературный (особый склад характера и ума ленинградцев стал легендой). Содержание диктует соответствующую, деликатную, интеллигентную подачу. Высказывание становится грозным, но учтивым.

Композитор Анатолий Гонье пишет кажущийся сбивчивым, как взволнованный разговор по душам, саундтрек. Музыка, по-ленинградски пронзительная, в миноре, взахлеб. Вальс на три четверти, фрагменты мелодий русских и советских композиторов, обрывки беспечных довоенных романсов не звучат — шуршат, царапают патефонной иглой под стук метрономов — больших, словно тоже раздутых от голода, и тоже умирающих. В одной из сцен гибели одного из персонажей из метрономов валит дым, и эти камертоны блокадного бытия останавливаются, как останавливались обессилевшие люди на улицах Ленинграда, и затихают, задохнувшись.

В хоровом и оркестровом многоголосии, перемежаясь с монологами и партитурами, воют сирены, грохочут взрывы, осыпая сцену пылью и осколками кирпича, пока герои, пригнувшись, прячутся в бомбоубежище, с трудом и неловкостью двигаются, блуждают впотьмах, падают при попытке резких движений, спорят с обстоятельствами и приходят в отчаяние. Здесь все постановочные решения элегантны и умны, а театральная материя одновременно плотна и бесплотна.

Энергия жизни и энергия смерти, люди и куклы в спектакле неразлучны, порой неотличимы, как близнецы. Ящики в человеческий рост становятся то шкафами, то книжными полками, то кроватями, то гробами. Среди них живут, выживают и умирают люди, которые водят кукол, и куклы, которые перевоплощаются в людей — прекрасных или обыкновенных, внутренне и некрасивых и внешне обессилевших, растерянных пленников-блокадников, пытающихся сохранить человеческий облик и не сойти с ума. Им хочется хлеба и зрелищ — буквально и мучительно. Мысли почти все о еде, и приходится заставлять себя думать о музыке, об архитектуре, о чем угодно, только не «едоцком», не военном и не блокадном.

Спектакль, посвященный огромным и неоправданным жертвам войны, содержащий жуткие эпизоды хроники и немыслимые цифры статистики, воздействует наоборот: эта «театральная ленинградская симфония» заставляет сегодняшнего благополучного зрителя узнавать о тяготах и лишениях, несчастье и гибели. Не потому, что юбилей или какой-то другой формальный информационный повод. Потому, что стыдно быть душевно черствым. И важно иметь гражданскую позицию — такую, которая не имеет привязки к памятным датам.

В постановке заняты восемь актеров нескольких поколений и школ: часть — из труппы театра «На Литейном», остальные — из БТК, Комиссаржевки, Молодежного театра… Очевидно, что это люди, близкие и родные режиссеру. Но, помимо безусловной духовной близости и профессионального взаимопонимания на клеточном уровне, у этой команды — безупречное исполнительское мастерство и непомерная внутренняя самоотдача.

Майская премьера премьера «Гекатомбы» была отменена в связи с болезнью одного из исполнителей — Ефима Каменецкого. Июньская состоялась — но все еще без его участия. К нему специально ездили в больницу, чтобы записать голос. Перед началом спектакля Тумина предупредила зрителей, что волею обстоятельств показ будет уникальным. А он стал именно мистическим. Неподражаемая манера речи артиста в записи не просто создала эффект присутствия, но и подарила действию исключительную краску, словно так и было задумано.