Начало 1970-х. Я, сопливый пацан, смотрю по ч/б телевизору «Рубин» «Голубой огонек». Под чарующие звуки оркестра из блескучего елочного дождя выплывают звезды столичного Театра оперетты: знойная Светлана Варгузова, искрометный Юрий Веденеев и окрестных барышень кумир — жгучий красавец Герард Васильев. Дальше шла жизнь. И вот я, немолодой поседевший дяденька, сижу в «Московской оперетте». И становится ясно, что жизнь—то шла, а время остановилось. Под чарующие… да—да, вы не поверите, но это так: еще более познойневшая Варгузова, Веденеев и 78—летний, но по—прежнему неотразимый Герард Васильев — к полному восторгу немолодых зрительниц в шапках и мохеровых кофтах, пронесших нежность к своему кумиру через десятилетия.

Дают «Фею карнавала» — кажется, что в качестве иллюстрации к ослепительно—остроумному фельетону Юлиана Тувима «Несколько слов касательно оперетты». Этот убийственный текст написан в 1924 году, однако легкому жанру по сей день нипочем приговор Тувима: «Старую идиотку оперетту надлежит прикончить». А в нашей Музкомедии режиссер Анна Осипенко решила ее модернизировать, подновить и поставила «Десять невест и ни одного жениха». Получился гальванизированный труп в макияже из современных технологий. Сюжет оперетты Франца Зуппе «Десять девушек и ни одного мужчины» (1862) осовременили: действие перенесено в фотографический салон, однако каркас прежний. Отставной военный дирижер Жюль пытается насильно женить случайно встреченного парня по имени Парис на ком—нибудь из десятка своих дочурок, прижитых от разных мамаш. Пока не выясняется: Парис—то — сын этого самого Жюля.

Сценограф Елена Немчанинова нарубила винегрет из квазиантичных обломков и туник — пародируется «Суд Париса», проекций картин всякого пошиба на этот сюжет, панковских и гламурненьких нарядов, невест, летающих на видео, как заправские сильфиды или вилисы, и прочей чепухи. Вообще—то оперетта и есть чепуха, а в степень искусства ее возводит сверхвладение специфическим профессиональным арсеналом, которое называется каскадом.

На «Фею карнавала» меня занесло в качестве члена экспертного совета «Золотой маски».

Именно номинация «оперетта / мюзикл» уже который год становится главной головной болью экспертов: со вторым так же благополучно, как плачевно с первой — номинировать просто нечего. Раздаются голоса (выдам тайну совещательной комнаты): мол, осторожнее, вам же потом общаться с директорами театров оперетты… Приходилось отвечать: если где—то будут играть, как Богданова—Чеснокова и Ярон в «Мистере Икс», первый проголосую за этот спектакль, — так ведь нигде так не играют!

Томас Манн писал: «Можно ли, с позиций культуры, приветствовать оживление того, что сходит в могилу, и не следует ли рассматривать реформаторов как глашатаев отсталости и посланцев несчастья?» В самом деле: чем пытаться осовременивать сходящий в могилу жанр — может быть, полюбоваться именно его архаичностью? В «Десяти невестах» хотя бы Владимир Яковлев — Жюль танцует по—настоящему каскадно — то есть эти умения еще не окончательно утрачены. Сергей Вихарев в Мариинском театре реконструировал подлинные тексты Петипа, а Михаил Мессерер в Михайловском — сталинские драмбалеты, и это было столь же зрительски заразительно, сколь и культурологически ценно. Почему не попробовать воспроизвести спектакль Александринского театра 1864 года по этой оперетте Зуппе?

Такая работа была бы по—антикварному дорога и красива. Другое дело — она требует интеллектуальных и художественных усилий, несопоставимых с теми, что, судя по результату, приложены к нынешней премьере.