Ситуация была очень баховской по сути: в 1999 году Начо Дуато попросили соорудить типичный «датский» спектакль — захудалый Веймар заказал «про Баха» по случаю бюрократического статуса культурной столицы года. Любой другой хореограф спокойно бы схалтурил: нет шанса, что о твоих проделках в Веймаре кто-либо узнает; но если узнает, то поймет правильно: это же вам не Нью-Йорк, не Лондон, ни одна репутация там не родилась и не пострадала. Но Начо Дуато сочинил шедевр. Всё честно, балет про Баха. Это едва ли не единственная биография на языке рук и ног, за которую не стыдно. И это настоящее балетное лакомство. Начо Дуато демонстрирует такие взаимоисключающие качества как чувство юмора (вообще для хореографов редкое) и патетичность. У балета соответственно две части.

Не известно, выйдет ли на сцену Михайловского Дуато лично (может быть: два года назад на Чеховском фестивале в Москве острый, как жало, 53-летний красавец сразил публику наповал; а сам балет, кстати, стал высшей точкой двухмесячного международного марафона театральных звезд). Но по идее, все начинается именно с его соло. Потом он уступает место Баху — в камзоле и парике. И тот дирижирует оркестром. Невероятной женщиной-виолончелью: Дуато поставил ошеломляющий сидячий дуэт. Четвероногим танцовщиком-клавесином, на спине которого выбивают беглую мелодию. Мужчинами-скрипками. Про Баха это или нет, не важно. Это про самого Дуато: видно, что процесс сочинения для него это не мучительное пуканье в окружении изнывающей от нетерпения или скуки труппы, а игра, фонтан идей и радость. А потом приходит смерть в белой маске и все становится серьезно. Сцену закрывают черные панели, похожие на нотный стан, сами танцовщики в черном — на ноты. И просто скулы сводит от блаженства, когда Начо Дуато своими танцовщиками прядет и строит мелодию, абсолютно конгениальную музыкальной: грустную или истовую, ликующую или медитативную, но всегда проникнутую строгой дисциплиной мысли. Пока все не оборвет Смерть; но хореограф-герой продолжит танцевать свой менуэт с ней. Видимо, Начо Дуато, всё понял про себя и свой новорожденный балет сразу, еще тогда в 1999-м: все умрут, а я останусь.