В день начала блокады Ленинграда Театр музыкальной комедии показал спектакль-концерт «Жар-птица. Песни о войне».

В 1975 году на сцене Музкомедии состоялась премьера «ленинградской поэтории» «Отражение» в постановке легендарного режиссера Владимира Воробьёва. Спектакль открывался «Жар-птицей» — сентиментальной поэмой о блокаде; ее создал один из основоположников российского верлибра, художник, архитектор, прозаик и поэт Геннадий Алексеев, а музыку к ней сочинил композитор Александр Колкер.

Героиня поэмы — двадцатилетняя девушка (она же Жар-птица), умершая от голода в осажденном Ленинграде и похороненная в общей могиле, — рассказывает случайному прохожему о своей любви и смерти. Поэтический язык Алексеева отличается такой поразительной живостью и красочностью — «Был город нам отдан. <…> В нем сфинксы водились / и дикие кони, / в нем жили незлые / крылатые львы», — что режиссеру и художнику достаточно просто включить воображение. А еще понять, что в системе координат автора границы между пространством живых и небытием не то чтобы отсутствуют, но настолько тонки, что все существуют всегда.

Сценограф Елена Вершинина передала аромат эпохи с помощью архитектурных пейзажей Анны Остроумовой-Лебедевой — идиллических и сумрачных, просветленных и туманных. Объемные, многоуровневые, они словно приоткрывали двери в другие миры и сами были этими дверьми. Взлетали анимированные грифоны, сияла водная гладь, непокорная Жар-птица взмывала в небеса, исчезая в толще облаков…

И было во всей этой ослепительной красоте и казавшейся неиссякаемой радости что-то тревожное, что-то конечное, истаивающее в болезненной слабости… В спектакле образ случайного прохожего соединился с образом влюбленного юноши, встретившего и потерявшего свою Жар-птицу. Живописная Жар-птица позаимствована у Ивана Билибина («Иван-царевич и Жар-птица», 1899). Он, как и Остроумова-Лебедева, — мирискусник. Как и героиня поэмы, — похоронен в братской могиле в блокадные годы.

Молодому режиссеру — лауреату Российской национальной театральной премии «Золотая маска» и дважды лауреату Международного конкурса оперных режиссеров «Нано-опера» Филиппу Разенкову — удалось избегнуть губительного для камерной истории пафоса, почувствовать ее возвышенность, лиризм; бережно отнестись к эмоционально-выразительной партитуре Колкера.

Поэтический текст требует интонации не менее точной, чем вокальная партия. Интонации даже не дополняли образы, а формировали их. В голосе Анны Булгак — эфемерной и нездешней — было удивление. Как очнувшаяся после векового сна принцесса, она сливалась с графическими пейзажами и была тенью, отголоском себя прежней — смеющейся и живой. Безмятежной душой, взирающей на заледеневшее тело. Как и опьяненный любовью к обретенной Жар-птице Роман Вокуев — все тот же царевич, что «рук не жалея, спеша, обжигаясь» ловил мечту.

Иными получились герои у Виктории Мун и Виталия Головкина. Их боль — земная. Прожитая. Встретившись на границе жизни и смерти в будущем, они вспомнили это будущее в прошлом. Отсюда опустошенность в глазах царевича-Головкина во время довоенной прогулки по залитому солнцем городу. Никакой поворот времени вспять не способен стереть обретенное знание и вернуть легкость бытия. Но парадоксальным образом он совершенно неспособен и на приятие в настоящем. Совсем как герой стихотворения ленинградского поэта Вадима Шефнера — полубезумный старик-скрипач, забывший, что «смерть была и есть», и игравший на кладбище для «подруги давней, когда-то погребенной здесь».

Мун с первого эпизода — Жар-птица «с подбитым крылом», это тоже от знания, лежащего тяжелым грузом. Сознательного, бессознательного — не столь важно. Единственный раз на протяжении действия она будет абсолютно счастливой, когда в диалоге с Жизнью (Наталья Савченко), на вопрос: «Какой была я для тебя?», выдохнет непослушными губами: «Как чудо», вместив в два слова целую вечность.

Когда в спектакле одну и ту же мысль доносят столь непохожими способами, — это заслуга режиссера, сумевшего постичь не только автора, причудливо переплетающего инобытие и бытие, но сделавшего исполнителей полноправными участниками творческого процесса, предварительно раскрыв их актерскую природу. Поэтому чтобы понять, о чем Геннадий Алексеев написал свою «Жар-птицу», а Филипп Разенков — поставил спектакль, желательно увидеть два состава артистов.

В музыке Александра Колкера, с большим воодушевлением исполненной оркестром под управлением маэстро Андрея Алексеева, отразились все весны и зимы, все радуги и солнечные лучи и те миры, где все всегда живы.

Потом звучали военные песни. Каждая — самостоятельный, очень личный спектакль. У Елены Забродиной он назывался «Мой милый, если б не было войны», у Александра Байрона — «Песня о далекой Родине», у Фёдора Осипова — «Последний бой»…