Режиссер Петр Шерешевский написал и поставил в Камерном театре Малыщицкого пьесу «Железные двери». Скромное пространство этого театра Шерешевский модерирует не в первый раз, и теперь зрители сидят по обеим сторонам от сцены, которая образует некий квадрат посередине. Еще один шаг к зрителю, чтобы он чувствовал себя, с одной стороны, непривычно и некомфортно, с другой — находился внутри самого спектакля.

Постановка сразу обо всем, чем живет и за счет чего выживает наше общество: об одиночестве и неустроенности жизни, о конфликте духовного и вещного, о коррупции, невнятной позиции оппозиции, таланте и бесталанности, отцах и детях. После первого акта закрадывается ощущение, что в одной постановке режиссер попытался одним спектаклем выразить свое мнение по всем актуальным повесткам. Впрочем, после цензурной инициативы в верхах это неудивительно: как знать, может, в следующем сезоне кое-что из сказанного Шерешевским не пройдет по «партийной» линии. Например, та же цитата психолога Рыбникова: «Бога нет, мне автослесарь сказал!»

История начинается самым бытовым образом. Бывшая жена заходит в гости к бывшему мужу по фамилии Счастливый, и тут же в квартиру вваливается его якобы отец. Всплывает семейная тайна, и вот уже все пьют коньяк, а «бывшая» остается «утешать» ныне чужого супруга. Дальше закручивается сложная череда событий: в доме новоявленного отца Счастливый видит Лизу, которая ему сразу становится небезразлична, а она, тем временем, оказывается любовницей начальника его бывшей жены. А нынешняя жена Счастливого — она же любовница психолога Рыбникова — случайно убивает все того же несчастного отца. В общем, как будто Мольер пошутил над Шекспиром. Где именно завязка, сказать сложно — она у каждой истории своя. Не отпускает и чувство, что помянутый папаша был нужен лишь для консолидации сюжетных ходов, потому что он также нелепо исчезает из спектакля, как и появляется в нем.

И все же есть два ключевых момента, ради которых можно простить нагромождение тем и сюжетов. Во-первых, это чувство чужеродности близких, одиночества, от которого человек начинает обращаться к религии в ее сусально-хохломском варианте, ну или к алкоголю (и ведь не знаешь, что хуже). При всей оборотистости Счастливого обе жены ему чужие, а с Лизой они за весь спектакль едва обменялись парой фраз. Эту тему режиссер раскрыл еще в осенней постановке «Конформиста». «Железные двери» же включают еще и убедительный портрет российской жизни, недоступной к пониманию ни Шекспира, ни Мольера. Как изрек мудрый Рыбников, стресс на стрессе сидит и фрустрацией погоняет. Вроде бы есть условный оппозиционер, а по факту — просто бездарь, вроде бы есть условный коррупционер, а по факту — мелкая сошка, которую больше волнует любовница-актриса. Есть женщина, любящая непутевого мужа, но и она непростительно его обманывает. Один из героев — психолог, стало быть, вот она — заокеанская мода на «врачевателей души». Правда, Рыбников не может решить своих же проблем, а о чужих и говорить нечего.

Закольцованность и дежавю — основной принцип композиции спектакля. Герои по очереди нахваливают стол Счастливого (из цельного дерева тесали, из Турина везли), а сам он снова и снова участвует в однотипной афере по «замене дверей» муниципалитета, «распиливая» деньги с тем самым коррупционером. Если поначалу в словах Натальи — «Я что-то хотела тебе сказать… Забыла, потом!» — есть интрига, то потом это наскучивает, как и Счастливому — их брак. Олеся, нынешняя «госпожа Счастливая», — персонаж самый современный, это такое не родившееся будущее еще не сложившихся российских семей. Она рада бы что-то почувствовать, но все поднимает на смех. Она не способна не только понять мужа, но и приготовить дежурный борщ, в то время как более хитрая ее предшественница устраивает показательное выступление на кухне. Не жена, а «сожительница» — именно так, кстати, отец Счастливого называет женщину, с которой живет. Олеся способна уехать в «свою помойку», то есть на малую родину, а мужа заверить, что в Амстердам. Видя все проблемы «помойки», она травит байки об ограниченности своих родных, никак не пытаясь им помочь.

Наблюдать за всеми порывами этих людей, которые по-настоящему не слышат и не видят друг друга, и забавно, и неприятно. Вот коррупционные деньги, пройдя полный бюрократический круг, конденсируются в бриллианты на шее жены муниципального начальника. Вот атеист становится верующим и венчается с первой же девушкой, выглядящей на 16 лет. Вот он, наконец, встречает Лизу, но режиссер не дает никакой надежды на их светлое будущее.

О том, что Олеся убила его отца, Счастливый так и не узнал (по крайней мере во время спектакля). Да и вообще у половины историй концы, что называется, ушли в воду. Для спектакля это не очень полезно, а вот для зрителя — вполне.