Новая редакция трехактной «Баядерки» на сцене Михайловского театра в Петербурге явила собой ломку канонов межкастовых отношений, почти полное отсутствие декораций, хореографические заимствования из предыдущих работ постановщика, купюры в танцах, — все, заведомо неудачные в художественном плане решения для классического балета, но с явными обновленческими амбициями, которые не имели продолжения в акте Теней, разбившись о гений Петипа.

Хореография Начо Дуато низвергла божественность высшего сословия, и брамин танцует под руку с рабом! Не избежали этой участи Солор и раджа. Это, конечно, уникально. Правитель к тому же лишился мимического дара в некоторых сценах и вместо известных жестов только хлопает в ладоши. Но танцует. И раджа, и брамин у Дуато танцуют, и этим постановщик дал обоим больше возможности высказаться. Но не обошлось без курьеза.

Фея Карабос в обличии великого брамина

Пластика и позы брамина очень напоминают Карабос из «Спящей красавицы». Введя в танцевальное повествование балета новую фигуру, испанский постановщик не потрудился или не смог создать для нее новый образ и во многом сделал повтор из своей предыдущей работы. Вот отсюда, с первой картины, началось медленное отступление балетмейстера, завершившееся в третьем акте полной капитуляцией при попытке обновить хореографический шедевр великого француза. Ну а пока первый акт…

Очень темно. Просветлело во втором акте, но третий вновь погрузился во мрак. О.А.Кипренский в течение многих лет писал свои картины темными с одним только лицом модели, прежде чем осмелился пролить свет на детали костюма, интерьер — в поздних своих работах. Если в нынешней «Баядерке» слабое освещение сцены у художника по свету Брэда Филдса обусловлено схожей причиной, то классический трехактный балет в российском академическом театре — не место для стажировки.

В отличие от света, цветовая палитра для спектакля проработана мастерски. Для костюмов и декораций доминантой стали пастельные тона. И ничего страшного, если они не вполне соответствуют (привычному для русских) индийскому колориту, поскольку его нет и в самих танцах. Зато в них появилась резкость, агрессия в движениях. Притом резкость не природного, а техногенного происхождения, свойственная модерну. Это главным образом относится к танцовщикам. Вообще в данной постановке роль мужского танца усилена. Раджа участвует в групповых сценах, не взирая ни на свой статус, ни на возраст. Хореограф не довел здесь мысль до конца. Пусть властелин танцует, но он должен двигаться, как старик, а не как юноша.

Старые купюры не вернулись. Появились новые

Очень возможно, что постоянная публика надеялась увидеть в новой редакции «Баядерки» танец Ману. Вероятно, пришли и те зрители, которые ждали от нового спектакля апофеоза и четвертого акта. Дуато разочаровал и тех и других. Вдобавок, и без того обрезанный балет хореограф сократил еще, исключив из второго акта торжественное шествие со слоном, паланкинами и пр., лишив постановку значительной части индийской символики, которую создатель «столь детально разрабатывал, имея в виду познакомить публику, в меру скромных возможностей балета, с бытом и нравами обитателей Индии». Почти вдвое сокращен танец Никии с корзинкой, из вариации исключены соль- и ми-мажорные части и оставлено лишь минорное meno mosso. Новая хореография индусского танца, уже без барабана, модерновая на столько, на сколько возможно в данном спектакле. На этом попытки обновить балет закончились, и акт Теней предстал в первозданном виде, с хореографией Мариуса Петипа.

Когда перед фильмом идет титр «По мотивам повести братьев Стругацких», то дальше зритель видит картину А.Тарковского «Сталкер». Но 4 октября 2019 года, прочитав в программке: «Начо Дуато по мотивам Мариуса Петипа», публика увидела кое-где тронутую хореографию первых двух актов и третий целиком по Петипа. Этой, более чем смелой, подписью автор засвидетельствовал свое бессилие в попытке иначе показать великий балет.

Дуато мог сделать то, чего не сделал в свое время Петипа: создать индийскую хореографическую картину. Пусть даже с модерновым оттенком. Он мог хотя бы подвинуться в этом направлении, дав тему для размышлений другим балетмейстерам. Испанец этого не сделал. Зато везде, где получилось, он впихнул свои техногенные этюды, диссонирующие с общей хореографией произведения, не включив в спектакль старых купюр, которые так просились, и раскланялся, едва ли задумавшись о том, что в этой работе ему не удалось сказать свое слово Терпсихоре, и «новая редакция» не переживет его самого.