«Август: графство Осейдж» — одна из самых заметных современных пьес, написанная американским актёром и драматургом Трейси Леттсом в 2007 году. Через год после первых постановок, в том числе и на Бродвее, за своё произведение Леттс удостоился Пулитцеровской премии. Отчего история одной американской семьи оказалась настолько значима, что её считают современной классикой и до сих пор ставят по всему миру, в том числе в Петербургском театре имени Ленсовета?

Это сильная пьеса для сильных актёров. Она держится только на репликах — чаще трагических или скандальных, пусть иногда и разбавленных адаптированным для российского зрителя юморком. Здесь нет ни интересных режиссёрских находок, ни образных интерпретаций, даже особенной сценографии. Нет и захватывающего сюжета. Только сцена, наклонённая к зрителю словно ковчег, пыльные стены-книги, ввинчивающаяся в небо лестница и всем знакомые проблемы — горькие истории отношений, сходства с которыми многие могут обнаружить в своей жизни.

США, Оклахома, округ Осейдж. В родной дом впервые за много лет съезжается обширное семейство. Повод трагический — длительная пропажа отца, Беверли Уэстона, пожилого пропойцы и в прошлом знаменитого поэта. В родовом гнезде встречаются три сестры, совершенно чужие друг другу, которые вынуждены терпеть эксцентричное поведение больной раком матери с медикаментозной зависимостью. Старые семейные обиды, тайны и результаты душной родительской любви прорываются на поверхность тогда, когда выясняется страшное: отец мёртв — утопился, перед этим зачем-то наняв служанкой молодую индейскую девушку Джонну.

Режиссёр спектакля, Пётр Шерешевский, полностью скрывает от зрителя личность Беверли. У Леттса этот персонаж появляется в экспозиции, но в постановке Театра Ленсовета мы можем только догадываться о том, каким человеком он был, основываясь на репликах его родни — жены, трёх дочерей и других родственников; все герои-мужчины в принципе отходят на второй план. И нет здесь ни особого расследования, ни глубоких воспоминаний об отце — это драма вокруг Беверли, но без него.

Самый яркий персонаж — Вайолет Уэсторн, супруга почившего главы семейства в исполнении заслуженной артистки России, талантливой Елены Комиссаровой. Роль нервозной стареющей матери с наркотической зависимостью от лекарств ей отлично удалась. Она похожа то на забытую полубезумную женщину, то на статную госпожу дома, при этом безотчётно харизматичную. С неё начинается спектакль: она берёт на себя реплику мужа из вырезанной экспозиции пьесы. «Жизнь так длинна!» — горько цитирует она Томаса Эллиота. Неясно: то ли она восхищается этим, то ли скорбит из-за бесконечно тянущихся одиноких лет…

Вайолет Уэсторн — олицетворение той странной мятущейся материнской души, навязчиво любящей и требующей безусловной любви в ответ. Она так и не смогла простить отъезд своей старшей дочери Барбары (Ольга Муравицкая), «любимицы отца» (на самом деле — её любимицы), крепкой и сильной женщины, что предпочла родителям собственную семью. Их редкие громкие встречи невыносимы, как и последующие примирения. На фоне семейных дрязг мы можем наблюдать, как разваливается пятнадцатилетний брак Барбары и Билла (Олег Фёдоров), а её отношения с испорченной дочерью-подростком Джин (София Никифорова) становятся всё хуже.

Из всех детей с Вайолет осталась лишь младшая дочь Айви, старая дева, которую мать считает дурнушкой. В исполнении Натальи Шаминой Айви — нежная, пластичная девушка с вечно растерянным лицом подростка и звенящим голоском. Слабохарактерная, всю жизнь посвятившая тому, чтобы оставаться рядом с пожилыми родителями, она погубила свою юность возле деспотичной матери и отца-мизантропа.

Но и в этом тишайшем омуте — драма похлеще домашнего заточения: инцестуальная связь с двоюродным братом, «малышом Чарли» (Антон Багров), которого матушка (сестра Вайолет Мэтти Фэй в исполнении Елены Кривец) постоянно унижает и насильно превращает в идиота. Эта линия, пожалуй, самая трагическая. Двое юродивых из одной семьи тянутся друг к другу: только они во всей истории и остаются чистыми, несмотря на запрещённые отношения. Но даже они не могут быть счастливы. Внезапно всплывает застарелый адюльтер тридцатилетней выдержки — Чарли оказывается плодом спонтанной связи между Мэтти Фэй и Беверли, то есть не двоюродным, а единокровным братом Айви. Впрочем, это шокирующее открытие не мешает Айви бежать с любимым в Нью-Йорк вопреки запрету Вайолет. В конце она убегает без оглядки: даже жизнь «во грехе» лучше, чем душный, как августовский день, быт с невыносимой матерью.

Третья дочь — Карэн Уэстон (Евгения Евстигнеева). Томная рыжая дама в коктейльном платье, она приезжает к похоронам отца. И привозит с собой очередного (на этот раз, конечно, того единственного из девичьих мечтаний!) любовника-жениха Стива (Олег Андреев). Ныне солидный воротила в крупном теле и с тотально американской улыбкой («Я белый мужчина старше тридцати, какие у меня могут быть проблемы?»), а ранее — обычный палач на скотобойне.

Олег Андреев омерзительно играет омерзительного человека — и это не критика, а похвала натуральности. Стив публично обнаруживает свою склонность к педофилии: режиссёр делает сцену заигрывания с четырнадцатилетней Джин абсолютно, тотально безобразной. Как и последующую сцену разоблачения несостоявшихся любовников служанкой Джонной, на которое Карен смотрит сквозь пальцы. Очередной очевидный порок своей любви она воспринимает как собственный «крест». Что это — желание отчаявшейся женщины заполучить «хоть какого, но своего», или рьяное стремление к детской мечте о сказочных поездках в Париж и баснословному комфорту вопреки отвратительной реальности?

Карен и Стив уезжают так же поспешно, как и прибыли — поскорее в Майями, к выдуманному счастью. Уезжает Билл, забрав с собой бесстыдную Джин. Айви где-то за кадром переживает свою тихую любовь к Чарли, Вайолет по-прежнему ест таблетки, служанка Джонна снова уходит в темноту до востребования. Все они оставляют раздавленную смертью отца, разводом и поведением дочери Барбару одну.

Её фигура во втором акте становится центральной, наглядно заменяя собой персонаж Вайолет. Она пьянствует и упивается своим одиночеством и жалостью к своей судьбе. Зритель видит страшную преемственность даже в том, как теперь одета когда-то сильная, несгибаемая Барбара — в такой же затасканный домашний балахон, в каком её мать, как домашний призрак, шаталась по дому, доводя мужа, дочь и себя. Казалось бы, вот он — страшный конец, плоды губительной родительской гиперопеки.

Но Барбаре удаётся спастись из этого дома ценой ещё одной вскрывшейся тайны. Беверли Уэтсон, как оказалось, оставил после себя записку, в которой предлагал жене спасти его — и указал адрес, где готовился к смерти (или же пытался избавиться от желания умереть). И даже здесь Вайолет, считающая себя сильнее всех, не «потворствовала» ему. «Ты решил испытать меня!» — говорит она и не звонит в отель… Когда Барбара узнаёт об этом, вся сцена проникается её молчаливым, убийственным, смертельным смирением. Безумное лицо Вайолет освещено софитом.

Барбара снимает балахон и вновь оказывается собой. И тихо уезжает — вслед за семьей, вслед за дочерью, которую ещё можно спасти, вслед за сёстрами. На сцене остаётся обезумевшая Вайолет, по-прежнему уверенная в том, что её бросили незаслуженно. «Я сильнее вас всех!» — истошно кричит она в темноту за сценой. В оригинальном тексте погребальным образом к ней является лишь служанка, но Пётр Шерешевский решает устрашнить горькое одиночество героини. Из тёмной пустоты к ней являются все, кого она удушила в «праведной любви» — тени её родных, которых она больше никогда не увидит.