Премьерный спектакль «А.С. Пушкин. Фауст и другие» Пушкинского театрального центра и театра «Пушкинская школа» — очередное доказательство постулата, гласящего, что для хорошего театра нужны хорошая идея и хорошие актеры.

Продолжая собственные опыты драматических изучений, режиссер и педагог Владимир Рецептер на этот раз выбирает из пушкинского наследия одно известное и 11 малоизвестных среднестатистическому читателю и зрителю произведений, выстраивая их от пунктирно-сюжетной истории «Папесса Иоанна» до полноценного, выверенного поэтически диалога «Сцена из Фауста». Причина выбора именно такой последовательности — стремление режиссера показать развитие вечной истории искушения слабого человека: от мимолетного намёка на дьявола в облике ученого (Григорий Печкысев), «освидетельствовавшего» дочь честного ремесленника (Юлия Скороход), до вполне материального Мефистофеля (Никандр Кирьянов), запросто поучающего своего недавнего, но не больно-то сопротивлявшегося оппонента Фауста (Денис Волков). И это не фантазия постановщика: дошедшие до нас множественные черновые пушкинские наброски, схожие пунктирностью с «Папессой», постоянно доказывают, что самого Александра Сергеевича невероятно занимал этот путь — от дьявольского намека, через попустительство дьяволу до обретения дьяволом реальной власти над человеком. «Промежуточные», явно перекликающиеся между собой (где словом, где действием, а где и мелодией, сыгранной Анной-Магдой Обершт на флейте) сюжеты, они же сцены спектакля «Фауст и другие», Подытоженная пушкинскими «Набросками к замыслу о Фаусте» мозаика коротких историй обретает у Рецептера предупреждающий характер, близкий к жанру моралите в самом его высоком понимании.

На сценической площадке, почти лишенной оформления (сценография и костюмы Елены Жуковой), звучит мелодика французской речи (ибо «Папесса Иоанна» — набросок, изначально написанный Пушкиным по-французски), ловко носят наряды позапрошлого века и демонстрируют горделивую стать людей, знавших себе цену. Перед зрителем проходит череда характеров и человеческих типов: от слуг до господ, от поэтов до издателей, от любящих до забавляющихся любовью, от живущих здесь и сейчас горячих голов до наигрывающих свою жизнь болванов. «Фауст и другие» дает редкую ныне возможность наслаждения театром. Наслаждение это происходит от понимания тонкости режиссерского замысла и осознания глубины владения пушкинским материалом, а поддерживается эстетическим удовольствием от созерцания красивых одухотворенных актерских лиц, ибо актеры «Пушкинской школы» хороши собой невероятно. В основе труппы театра «Пушкинская школа» — ученики самого Рецептера, взрастившего плеяду мыслящих актеров, созидателей и творцов: кроме уже названных исполнителей в постановке заняты Алексей Астахов, Мария Егорова, Мария Ефремова, Иван Мозжевилов, Екатерина Новикова, Павел Сергиенко, Денис Французов, Павел Хазо и Максим Хоменко. Их театр — прямое доказательство того, что подлинные храмы искусства не могут расти как грибы — на пустом месте. Их возникновение, пополнение труппы, выбор репертуара, способы сценического воплощения литературных произведений могут быть лишь плодом кропотливой, неутомимой работы, и чаще всего одного человека, способного сформулировать высокую идею, найти способы ее театральной материализации и увлечения за собой единомышленников, взрастить которых самому — дело не лишнее. Глубокий, воспитывающий и очищающий театр может быть рожден лишь в среде творцов, имеющих единые идеалы и одинаковые взгляды на миссию театра, его назначение. И это не пустые слова: нынешний театр в погоне за формой теряет гуманистическое содержание, что не означает потери им смыслов вообще. Просто смыслы эти все чаще и решительнее подменяются сиюминутными, конъюнктурными или самодельными. На деле же у человечества существует лишь два духовнообразующих института — религия и искусство. И роль театра, бесспорно, имеющего право на необходимое для его развития многообразие, изменять бессмысленно. Здесь пушкинские идеалы добра и зла являются лучшим ориентиром.