В столице в рамках Биеннале театрального искусства проходит фестиваль «Уроки режиссуры». Молодые постановщики со всей страны везут в Москву свои лучшие спектакли. Среди претендентов на победу и «Мейерхольд» питерского режиссера Романа Габриа (Театральная компания «Открытое пространство»). Обширный камерный зал Симоновской сцены Театра имени Вахтангова распахнул свои объятия, и зрители увидели спектакль необыкновенной выделки. Не только увидели, но и приняли в нем живейшее участие.

Согласно режиссерскому замыслу, пресловутая четвертая стена была сломлена, и актер Сергей Гвоздев, исполнивший роли всех ключевых фигур, с которыми Всеволоду Эмильевичу довелось схлестнуться (Константин Станиславский, Владимир Немирович-Данченко, Михаил Чехов, первый нарком просвещения РСФСР Луначарский, Иосиф Сталин, сотрудник НКВД и другие), устроил диспут на тему: «…Зачем нужен театр, режиссер, спектакль, не проще ли прочесть книгу…?»; он взял микрофон, спустился со сцены в зал и проинтервьюировал зрителей.

Спектакль начался с программки, в которой можно было обнаружить парочку знаменитых снимков Мейерхольда, на одном из которых он предстает в образе клоуна с хищным взглядом, в объемном комбинезоне и с высоким колпаком. Далее, после третьего звонка, зрители следовали в зал, и первое, на что они обращали внимание, экран, закрепленный на заднике сцены. На этот экран в ходе спектакля проецируются кадры. Первые повторяющиеся кадры, которые «встречают зрителя» — поцелуй Зинаиды Райх и Всеволода Мейерхольда, с эффектом сепии.

На основе архивных фотографий, дизайнер Александра Магелатова создает дополнительную визуальную и смысловую окантовку к спектаклю. Фото- и видеоколлажи становятся еще одним действующим лицом. На экране мелькают даты, факты, цифры, фразы из газетных вырезок, оценки критиков. Все работает на спектакль.

Режиссер по свету Василий Ковалев задает белесый неестественный электрический свет от прожекторов как основной, который в кульминационные моменты резко окрашивается красным. Люстры в зале «вспыхивают» и мигают, когда артист Сергей Гвоздев, то добродушный актер Михаил Чехов, то грозный сотрудник НКВД, по восходящей интонации произносит слово «МейерХольд» с ударением на третий слог. То откуда-то из-под колосников выезжает «полоска света» и светодиодами направляется на зал, и в этом читаются непроговоренные вслух смыслы.

Звуковая палитра заполнена электронной музыкой в стиле IDM. Сочинения композитора Владислава Крылова рождают ассоциации безвременья, полета, космоса; порой, проскальзывают неожиданные, но ожидаемые буржуазные нотки саксофона и джаза.

Сцена — коробка едва вмещает героев и кажется, что из-за ее миниатюрности теряется масштабность происходящего. Она оформлена следующим образом. Две подвесные конструкции в виде шара и куба, располагаются над сценой и, также как и на экран, на них проецируются изображения. Несколько деревянных стульев и столов на тонких ножках синих и красных цветов активно используются актерами по назначению. Периодически, с тумбы голосит кроваво-красный телефонный аппарат старого образца, слегка небрежно по углам разложен мелкий реквизит и больше ничего. Никакого занавеса, никакой сложной системы кулис.

В этих минималистичных декорациях конструктивистского толка разворачивается история гениального театрального деятеля Всеволода Мейерхольда (Анатолий Журавин) и не менее гениальной Зинаиды Райх, бывшей жены Сергея Есенина, преданной соратницы Мейерхольда в искусстве и его спутницы по жизни (Алла Данишевская). В спектакле актеры выполняют элементы упражнений из системы «биомеханики», созданной Мейерхольдом по принципу марионетки, где универсальный, физически натренированный актер способен не только контролировать свое тело, но и выходить за природные рамки своих возможностей. Спектакль Романа Габриа выдержан в жанре нон-фикшн, документальном жанре с минимальным художественным вымыслом, он обрастает подробностями, связанными с личностью Всеволода Эмильевича и при этом не отяжеляется.

Действие спектакля происходит в Ленинграде в 1934-1939 году, в эпоху неоднозначного правления Иосифа Сталина, во время начала Второй мировой войны, и прямо сейчас, в этом зале. Перед зрителем реконструируется последняя блистательная пятилетка Всеволода Мейерхольда, время его самых значимых и самых скандальных работ в театре.

Спектакль соткан из цепи важных событий, расположенных в хронологическом порядке и ознаменовавших трагический исход. Юмористические эпизоды сменяются эпизодами, щемящими душу. Мейерхольд «на коне». Отказ от методов МХАТа. Мейерхольд с диким смехом разрывает афишу «Чайки». Разрыв. Письма. Советская власть строит театр ГосТиМ. Грандиозные планы Мейерхольда, новые формы, раздвижная крыша, идея запуска аэроплана и Михаила Чехова на нем. Поездка за рубеж. Письма. Михаил Чехов не вернулся на родину. «Дама с камелиями», растраты. Критика.

Центральная сцена диспута. Зал и действующие лица как будто бы отвлеклись на реальность, обстановка разрядилась, накал, нараставший на протяжении всей постановки, спал, и надвигающаяся волна неумолимого исхода накрыла зрительный зал лишь за секунду до конца спектакля. Сталин. Разрыв. Закрытие ГосТиМа как театра, «враждебного режиму», «мейерхольдовщина»… Приговор, стены НКВД, пытки, смерть возлюбленной. Письма. Возвращение блудного сына к Станиславскому, и снова — разорванная афиша, духовная смерть на пепелище изломанной судьбы.

Всеволод Мейерхольд заблистает в последний раз, трагически и безнадежно. Скрипучий голос его зазвучит по-особенному, всклокоченный седой парик и крутой крупный нос не покажутся больше нелепыми и смешными. Он стоит на подмостках в черном фраке, с неподвижным лицом, словно мертвец и просит только об одном — вернуть его доброе имя…