Фильм А. Тарковского "Жертва"

В фильмах Тарковского нет места шуткам, и никто никогда не улыбается. Сам Тарковский раз и навсегда публично заявил, что его кино — это не кино развлечения. Он даже отрицательно относится к тому, что его называют кинематографистом, предпочитая называть себя поэтом (как его отец, Арсений Тарковский, стихи которого он часто цитирует) или скульптором ("Скульптура во времени" — недавно опубликованный сборник его эссе). Другими словами, он — чистый художник, чья работа менее всего затронута коммерческой реальностью, которая всегда откладывает отпечаток на кинематографическое произведение. За последнюю четверть века такие фильмы как "Зеркало" и "Андрей Рублев" поставили Тарковского в один ряд с лучшими мастерами нашего времени, — в любой среде.

И все же он один из самых непонимаемых, более того сознательно непонимаемых авторов. Восторженные возгласы критиков, кричащих о том, что они, наконец, проникли в тайну Тарковского, ровно ничего не стоят, потому что они никак не могут понять, что то единственное простое Значение, которое они ищут, не может быть найдено. Его, этого Значения, просто нет! Тарковский отрицает такое буквальное понимание. В этом его шутка.

Вне экрана Тарковский — очень шутливый человек, особенно, когда дело касается критиков. Несколько лет назад во время лекции в Национальном театре, где публика была в основном составлена из критиков, он сказал, что его фильмы лучше всего понимают дети, потому что дети способны реагировать на эмоционально-инстинктивном уровне на то, что они видят. Он добавил, что ни один критик в мире в этом отношении не может сравниться с ребенком. Но не только критики виноваты в том, что никто из них не смог однозначно объяснить работы Тарковского. Замученный бесконечными интервью, бесчисленными, монотонно повторяющимися вопросами, Тарковский для собственного развлечения говорит всем разные, порой взаимоисключающие вещи.

В последнем фильме Тарковского "Жертва" Эрланд Джозефсон играет Александра (критика. Какое совпадение!), который уже в первой сцене восклицает: "O! Если б кто-нибудь, наконец, перестал говорить и начал бы делать что-нибудь". Перед лицом неизбежной катастрофы он вынужден сам последовать своему призыву. Он жертвует всем, что ему дорого, в надежде вернуть мир к нормальному состоянию. Он также клянется никогда не говорить. Если "Жертва" — самый доступный из фильмов Тарковского, то он, пожалуй, и самый словообильный, и хочется порой, чтобы автор последовал примеру своего героя. Тарковский в своей лучшей форме — когда он немногословен, даже безмолвен. И также, как в предыдущих работах, здесь наиболее поэтичны те моменты, где автор безыскусен. Многие сцены длятся до десяти минут, без монтажа, т. е. столько, сколько позволяет одна кассета пленки. Существует взгляд, что если бы это было возможно, Тарковский снял бы фильм не отрываясь от камеры, не прибегая к монтажу. В руках любого другого такой опыт показался бы ничем иным как с ложнопретенциозным академическим экспериментом, но у Тарковского — эффект совершенно захватывающий. Среди кинематографистов он Просперо, ткущий магический ландшафт духа с бравурными ансамблем звуковых и зрительных ощущений, достигающий самых глубоких тайников зрительского восприятия, если автор избегает рациональных интерпретаций.

Выдающееся операторское искусство Свена Нюквиста обладает тем исключительным качеством, которое позволяет свету и ритму меняться таким образом, что захватывает почти незаметно. А образы, которые рождаются при этом — незабываемы. В панике носятся члены семьи Александра, когда в высоте над их домом ревут реактивные самолеты. Камера следует за одним из них влево, потом за другим вправо, оба раза задевая походя стоящий в центре комнаты шкаф с посудой, дрожащий от пролетающих самолетов. Потом камера возвращается к шкафу и замирает, давая крупным планом в замедленной съемке опрокидывающийся кувшин с молоком, струя которого течет по потемневшему деревянному полу.

Бедность словесного выражения в достижении чистой силы этого образа является ярким свидетельством таланта Тарковского.

Тарковский-скульптор во времени, но он и художник в звуке. Его остров, пустынный и заброшенный Готланд, полон звуков, невидимый голос носится в воздухе, предвещая несчастье. Падает монета из кармана Александра и катится по полу — и катится, и катится, и катится, пока все не загипнотизированы ее движением; глубокий, ужасающий тон низколетящих самолетов, внезапный говор птиц.

У этих образов свойства трехстрочных китайских парадоксов. На физическом и психологическом уровне они ничего не значат. Адрес их — человеческая душа. То же верно и для характеров, населяющих фильмы Тарковского. С них всех содран налет поверхности и банальности. В "Жертве" люди связаны только духовной Общностью. Ни один режиссер не смог бы создать фильма с таким разношерстным контингентом.

Возьмите хоть мистического почтальона, чей обыденный разговор касается Ницше. Воплощений в великолепно-озорной игре Алана Эдвелла, этот почтальон трансформируется из простого разносчика телеграмм, в нечто между архангелом Гавриилом и Гермесом, мессией, который может привести Александра (и мир) к спасению. Или возьмите девочку-служанку, которую сыграла замечательная исландская актриса Гудрун Гисладоттир, колдунья и просто девушка, с которой Александр незабываемо насладится любовью, которая (эта любовь) поднята автором на пьедестал.

Во всех характерах, особенно женских, присутствует какая-то неземная сила, когда по телевизору передают предупреждение о надвигающемся несчастье, жена Александра охвачена приступом истерии. В агонии она повторяет: "сделает наконец кто-нибудь что-нибудь", и ее восклицание как эхо предыдущей риторики Александра, и все это вместе становится катализатором Жертвы. Игра Сьюзен Флитвуд в этой роли просто неподражаема. "Жертва" с ее предсказанием Армагеддона и чувством личной ответственности кажется пророческой. И все же есть что-то еще. Апокалиптическая последовательность картин, изображающих массы молодых людей в состоянии массовой истерии (очевидно, перед лицом войны), снятая в закутке старого Стокгольма. Несколькими месяцами позже премьер-министр Швеции, рупор мира, был убит на этом самом Месте. В конце "Жертвы" Александра увозит "скорая помощь"…

Когда работа над фильмом подходила к концу, Тарковский был уже тяжело болен.

Последними сьемками он руководил, не вставая с постели.

Тарковский всегда считал, что поиск ответа всегда интереснее, чем сам ответ. В "Жертве" нет ответов, но в тех, кто распахнут для той красоты и той силы, которыми дышит фильм, "Жертва" оставит неизгладимый след.

Перевод с английского Я. Брушина