«Отпуск в октябре» (2023).
Режиссер, автор сценария Роман Михайлов

М. Мацель (Света). Кадр из фильма

Говоря о Романе Михайлове, хочется избежать ловушки возможных классификаций и обобщений. Попытки пригвоздить Михайлова к жанру или к одной конкретной области его деятельности возведут искусственные границы — читай «ограничения». Являясь исследователем разных языковых миров — математики, литературы, театра, танца, кинематографа и игральных карт, — Михайлов становится центром их сплетения и автором единого сложноустроенного Пространства.

Если представить карту такой местности, можно увидеть, что нанесенные области не будут иметь четких границ — они сосуществуют по принципу слияния и наслоения. Пульсирующими узлами альтернативного Пространства являются память и детство. Они же сквозные темы всего творчества Романа Михайлова — наравне с исследованием природы времени, сна, ритуалов и метафизической границы.

В первооснове его художественного метода лежит интроспекция — взор направлен не во внешний мир, а внутрь себя. Чувственная детская душа, влекомая тайным и невидимым, находит в этом влечении ключ к исследованию внешнего мира. Сердцем художественного метапространства Михайлова становится внутренний «собор» — незримый интимный мир, состоящий из образов и ощущений, тайных символов. Взаимодействуя с литературным, театральным или кинотекстом Михайлова, мы держим в руках фотоальбом, слоты которого подобны ячейкам памяти. Каждая из них бережно хранит воспоминания автора — стены собора испещрены разноцветными метками. Мы словно смотрим на живые фотографии, с годами превращающиеся в далекие мерцающие светила.

Р. Михайлов. Фото из открытых источников

«Отпуск в октябре» Романа Михайлова выстроен как коридор, соединивший разные эпохи, явь и сон. Наблюдая за главной героиней фильма, молодой актрисой Светой (Мария Мацель), мы вместе с ней путешествуем по слоям метафизического сновидческого пространства. Создавая его образ, режиссер сплетает между собой два хронотопа — это, условно, наши двадцатые годы и рубеж семидесятых-восьмидесятых годов XX века. Как и в своем спектакле «Ничего этого не будет», поставленном в 2021 году в БДТ, Михайлов наслаивает друг на друга временные пласты, реальности, стирая между ними физическую границу. Он создает фильм-узор, погружающий зрителя в сновидческийколодец.

Условность времени нарушается присутствием в фильме знаковой картины «Разговор о будущем» советского художника-визионера Юрия Ракши — она датируется 1979 годом. Здесь — и игра со временем, и расширение киноконтекста (Ракша — художник-постановщик многих советских фильмов), и вплетение личного (1979-й — духовное рождение, как рассказал в интервью «Сеансу» режиссер, год крещения¹).

«Отпуск в октябре». Кадр из фильма

Время фильма движется особым образом — оно «вывернуто через себя». Подобно телеологическому механизму сновидения, описанному Павлом Флоренским в «Иконостасе» («Время действительно может быть мгновенным и обращенным от будущего к прошедшему, от следствий к причинам»²), выстраивается и композиция «Отпуска».

Фильм начинается с того, что на нас загадочно смотрят два «глаза» — два причудливых узора, вышитых на ковре. А мы тем временем следим за камерой, скользящей по пледу и снимающей спящую Свету (оператор — Алексей Родионов). Внезапно она просыпается от звука разбивающегося стекла — он доносится словно из другой реальности. Эта «другая реальность» откроется нам только в конце — разобьется случайно задетая Светой ваза со «сценариями». Так, если рассматривать внутреннее движение времени фильма, то для Светы началом становится то событие, которое мы как зрители видим лишь в финале. «Отпуск в октябре» длится, происходит в момент растянутого мгновения.

Г. Блинов (Андрей), М. Мацель (Света)

Весь фильм — это путь Светы к себе настоящей. Идя по спирали «вывернутого времени», она пытается отыскать свое, движется на ощупь, выплывая из глубин сновидения. Света Марии Мацель — искренняя, чувственная, следующая за собственной интуицией. Ведомая ею, она соглашается на авантюру своей подруги Лены (Анна Завтур) и отправляется на съемки загадочного болливудского проекта, но вместо обещанной Индии оказывается где-то под Петрозаводском.

Из современности Петербурга, узнаваемого по галереям Гостиного двора, Свету вместе с другими девушками грузовик везет через лес, пересекая невидимую границу между мирами. Там она впервые улавливает ощущение, отсылающее к сновидческому характеру происходящего («А я все это во сне видела»). Киноплощадка оказывается довольно странным местом, царством тумана и кумара, где люди непременно ходят с собаками (чтобы не заблудиться и сберечься от опасностей). По мере вовлечения в процесс съемок и участия в «игре в фильмы» ее переживание и ощущение сна будет только усиливаться.

Е. Ткачук (диджей Олег)

Не зря лейтмотивом «Отпуска» становится стихотворение Константина Бальмонта «Чудо» в исполнении Марии Мацель и аранжировке Павла Додонова (он же композитор фильма). Здесь и двойственное ощущение происходящего («И будто бы не сплю я, и будто бы я сплю…»), и герой, «входящий в себя», в себе открывающий любовь к «стозвонному миру». Если это интроспективное наблюдение, то где бы ему разворачиваться, как не в самом что ни на есть бессознательном пространстве — во сне.

Сновидения как мостик между двумя мирами — видимым и невидимым. Параллельно им существуют еще два пласта жизни — настоящей и фальшивой. Попав в разрыв между ними, Света оказывается в лиминальном пространстве — она чувствует усиливающуюся странность происходящего (на площадке существует тайный киноклуб, в котором проходят показы смоделированного советского «застойного» кино, сюжеты этих фильмов потом между собой разыгрывают члены киноклуба), посредством игры исследует прошлое, пытается нащупать свою правду — отыскать ключ к самой себе, найти покой.

Кадр из фильма

Если рассматривать «Отпуск» Михайлова как фильм про кинематограф, то вспоминается аниме Сатоси Кона «Паприка», населенное множеством отсылок и само ставшее идейным фундаментом, например, для «Начала» Кристофера Нолана. Ассоциация с «Отпуском» возникает не на уровнях сюжета или сеттинга, а по части развязки — разъединить реальность со сном и вернуть миру равновесие (читай — покой) удается, когда герои принимают себя и свои страхи. В пространстве повторяющегося болезненного сна возникают одни и те же образы и ситуации, созданные травмированным сознанием, — победить их можно, только разгадав себя. Тогда и раскроется бесшумно дверь, как у Бальмонта, и отыщется заветный ключ. Попытка реконструировать прошлое была и у Гая Мэддина — его сновидческий черно-белый кинофильм «Мой Виннипег», соединивший в себе мифологию Манитобы с личной историей режиссера, с его воспоминанием о городе и детстве.

Стержень сновидческого мира — диджей Олег (Евгений Ткачук). Он становится его управителем, когда встает за микшерный пульт. Покидая его, превращается в проводника. Связующим звеном между ним и Светой становится ее коллега по фильму Андрей (Геннадий Блинов), своего рода волшебный помощник, вышедший к ней из-под огней стробоскопа. Олег понимает актеров как людей, «воплощающих чужие больные фантазии», и музыку ставит выше кино как настоящее искусство, «чистое, глубокое, работающее не с событийностью, а с чувствами». Именно он приводит молодых актеров в тайный киноклуб и знакомит с легендой о мистической пленке. Если на этом моменте текста вернуться из художественной реальности к нашей, то мы на дистанции можем рассмотреть многослойную и многосоставную «матрешку» — помимо сна с бесконечной потенцией к самоуглублению есть еще конструкция «фильм в фильме»: сам «Отпуск в октябре» как кино (первый слой) об актрисе, которая попадает на съемки (второй слой), знакомится с группой актеров-визионеров, которые разыгрывают сюжеты просмотренных фильмов (третий слой), одним из которых становится картина «Отпуск в октябре» — она, как и другие, снята на особую пленку «Свема», некий артефакт фильма. Эта метаконструкция включает в себя закадровые диалоги Романа Михайлова с Марией Мацель о кино и выборе актерской профессии, а также фиктивный док с отцом Кириллом, рассказывающим об алхимических свойствах пленки. Реальность множится в зеркалах, заполняющих гримерку, где Света и Андрей смотрят док. Этот эффект усиливается сплит-скрином, когда в одной части экрана транслируется видео с отцом Кириллом, а в другой — «Отпуск в октябре».

М. Мацель (Света)

Магия алхимических свойств «Свемы» подобна проявлению пленки — как постепенно проступает изображение, вступая в контакт с проявителем, так и некие сущности, называемые узорами и находящиеся на «Свеме», сначала взаимодействуют с зафиксированным на ней фильмом, а потом уже с человеческой природой. Просмотр «тусклого» кино эпохи застоя становится ритуалом, входя в круговорот съемочных дней, и толкает героиню Мацель к саморефлексии — «если бы я там жила, я бы как-то по-другому жила. Честнее». Такая возможность у нее появляется, когда и она входит в игру, со стороны больше напоминающую тошнотворный сон-ловушку.

Поддевая верхний слой «Отпуска в октябре» (в нем зашиты рассуждения о природе кино, которое для Михайлова тождественно сновидению, оно «передаваемая галлюцинация»³), мы оказываемся в плоскости игры, которая суть и театра, и кино, и человека вообще. У Михайлова она становится смыслообразующим центром — в основе разыгрывания сценариев, в процессе киносъемок лежат поиски ключа. Это глубоко интуитивный процесс — и здесь игра становится инструментом самопознания, сращиваясь с идеей об узорах. Ключ — в проживании и доверии к невидимому, но ощущаемому на чувственном уровне. Войдя в пространство игры, Света пустила в себя узор с пленки «Отпуска в октябре» и попробовала прожить увиденную историю по-своему. «Правильность узора даст выход» (цитата из трактата «Равинагар» Романа Михайлова) — найден внутренний ключ, и ваза со сценариями больше не нужна, она разлетается вдребезги. Преодолев лиминальность, Света отыскала свое — внутреннее — время, обрела целостность. Проходя через зеркальную арку, она обернулась, посмотрела на нас — и создала разрыв. Закрыла коридор, свернув его до первой реальности.

Негативное пространство⁴ «Отпуска в октябре» подобно шкатулке, в которую мы в течение жизни помещаем разного рода безделушки, сувениры, билеты в кино, фотографии, все, что дорого сердцу, — так мы наполняем ее артефактами нашей памяти. Трепетно воссоздавая предметный мир фильма, Роман Михайлов сделал его носителем детских воспоминаний — это и его своеобразная шкатулка памяти. Узорчатый красный плед, мраморные слоники, панно с аистами из соломки, настенные ковры — носители тайных знаковых миров, аллюзия на «Отпуск в сентябре» — оттиск советского времени. Здесь обращение к коллективному переживанию, общей памяти. Эти осколки советского прошлого зацепили и мое поколение 00-х — возникают образы детства, проведенного у бабушки. Пересматривая фильм спустя год, обнаружила глубокую привязанность, потаенную нежность, словно достала памятную фотокарточку, — Михайлов создает такое кино, которое становится пристанищем. «Отпуск в октябре» испускает призрачный свет, свет иллюзий, который тем не менее обволакивает любовью и приносит покой.

Сентябрь 2024 г.

1 Роман Михайлов: «Кино — это передаваемая галлюцинация» // Сеанс. 2022. 14 окт. URL: https://seance.ru/articles/skazka-dlya-starykh/ (дата обращения: 08.09.2024).
2 Флоренский П. Иконостас. СПб., 1993. С. 5.
3 Роман Михайлов: «Кино — это передаваемая галлюцинация» // Сеанс. 2022. 14 окт. URL: https://seance.ru/articles/skazka-dlya-starykh/ (дата обращения: 08.09.2024).
4 Сафронов М. «Вообразительное искусство»: Негативное пространство // Сеанс. 2017. 21 авг. URL: https://seance.ru/articles/imagine-art-book-part/ (дата обращения: 08.09.2024).