АЛЕКСАНДР ХУДЯКОВ В СПЕКТАКЛЕ «КОЗЛИНАЯ ПЕСНЬ»

Бахтин называл жанр романа Константина Вагинова «Козлиная песнь» мениппеей. Серьезно-смеховой план, сочетание стихов и прозы, использование пародии, фантастических элементов, многосюжетность и многостильность — это все применимо и к спектаклю Романа Муромцева. Форма балагана намеренно отвлекает зрителя от сути — пока персонажи вопят, кряхтят, скачут и носятся, их незначительные жизни, а вместе с ними и сам Ленинград разрушаются под натиском бытовой бессмыслицы и социально-политической катастрофы.

А. Худяков в спектакле. Фото А. Коптяева

Артист Александр Худяков — самый, казалось, неподходящий кандидат для безумного театраРомана Муромцева. Наивное, поч-ти детское лицо с большими голубыми глазами, маленькими аккуратными губами и пухлыми щечками, мускулистое, немного округлое тело, широкие движения, уверенная поступь. В нем удивительным образом сочетаются брутальная отрицательная привлекательность и детская открытая миру улыбка. Он может быть ребячливым и «полублаженным» (каким он являл Чарли в спектакле Игоря Сергеева и Вари Светловой «Эффект Чарли Гордона» в «Таком театре»), а может быть ироничным и даже высокомерным (как Гарин в «Рифе» Бориса Павловича на площадке «Скороход»). Он может быть строгим и ответственным (как Малакай Констант в «Сиренах Титана» Петра Шерешевского в КТМ), а может быть ушлым и безалаберным (как Ганя в «Идиоте» Шерешевского в «Приюте комедианта»). Он может закрыться в молчаливой рефлексии, а может сорваться на крик. Однако все эти «крайности» — явления одного спектра. Худяков — не актер балагана… Так думали все, пока за него не взялся Муромцев, владеющий приемом психологического разбора и наделенный большим талантом к разрушению академизма.

Так уж случилось, что в спектаклях Муромцева не бывает постоянства и ясности — все они так плотно и густо заселены различными персонажами, микрособытиями, всевозможной бутафорией, звуками, эффектами… от актера требуется перманентное включение, кривляние, игра.

Александр Худяков любит крупный план, любит направленный на него софит, любит быть Александром Худяковым, играющим главную роль. В спектаклях Романа Муромцева главных ролей нет. Нет крупных планов, нет софитов. Театр Романа Муромцева — полифоничный, шумный, резкий, грязный, кичевый. Удивительным образом Александр Худяков спел в хоре Муромцева, не фальшивя и, что самое удивительное, не солируя.

В прологе он, потный, раскрасневшийся, с пустым и безумным взглядом, в черном большом пальто и с палкой в руках, чык-чырыкал вместе с Мезениным и Кормилкиным, подсаживаясь к зрителям, прыгая, как воробушек, с палки на палку (такова декорация Екатерины Гофман на просцениуме — сложенные безо всякого порядка бревна). Его «чык-чырык» похож на резкий, неожиданный для него самого чих: активно дыша и моргая, подергивая плечами, он внезапно «чырыкает» и тут же дает себе оценку — иногда это воспроизводится как непроизвольное выругивание, иногда — как согласие с предыдущими «ораторами» и т. д.

«Козлиная песнь» Муромцева — нестройный спектакль. Его можно начать смотреть с любого места, и все равно понятно, о чем речь. Потому что передано — сценографически, композиционно, игрово — состояние. Секунда неожиданной потери почвы под ногами, затакт необратимого и долгого падения.

В романе персонажи пытаются возродить умирающую культуру, а повзрослев, сажают в саду цветы или выходят из окна. У Романа Муромцева персонажи являются частью умирающей, загнивающей, разлагающейся культуры. Их единственный способ выжить — реинкарнироваться. Не достать до дна и всплыть — сгореть и восстать из мертвых.

Было бы несправедливо сказать, что Худяков играет Тептелкина — ведь Тептелкина играет и Алексей Кормилкин. Было бы так же несправедливо сказать, что он играет Неизвестного поэта — по той же причине. Александр Худяков являет потерявшегося человека в момент разрушения мира — и маска на его лице может быть какой угодно.

В романе Вагинова есть персонаж Миша Котиков, озабоченный фигурой поэта Александра Петровича. К концу романа Миша Котиков женится на вдове Александра Петровича, присваивая себе его жизнь, его успех, его талант. Муромцев берет эту метаморфозу за основу взаимодействия Тептелкина и Неизвестного поэта — они все время переодеваются друг в друга, живут жизнями друг друга, буквально одномоментно раздеваясь и обмениваясь «кожей». Это вносит дополнительную линию: есть ли в самом деле Неизвестный поэт или это проекция Тептелкина? И так ли это важно, если вокруг — ужас и запустенье?

«Огромные ясные глаза», «седеющая сухая голова», «высокого роста, почти прозрачный, с палкой японской» — так описывает Вагинов Тептелкина. У Муромцева костюм Тептелкина не менее комичен: резиновая лысина, стариковские очки, пышная борода, вывернутый наизнанку бежевый плащ, сшитый из двух плащей разных длины, фасона и оттенков. Тептелкин Худякова шепелявит, говорит неестественным, будто мультяшным голосом. Худяков избегает свойственных ему широких движений, уверенного шага, плавных жестикуляций — его Тептелкин дерганый, торопливый, суетливый, все время чем-то озабоченный. Он передвигается, исключительно опустив голову и меленько переставляя ступни. Он много падает, пачкается, бьется головой о косяк, пытается устоять на тонкой досочке, лежащей на спинках двух неустойчивых стульев, — Худяков телесно и физически являет нестабильность, шаткость этого мира, совершенно не боясь быть смешным на сцене, почти клоунским.

У Вагинова Тептелкину «надо было поддержать падающую культуру», и в спектакле, как назло, все предметы падают и рушатся, а Худяков муторно бегает, выставив руки вперед и слегка согнувшись, и пытается все расставить по местам.

Неизвестный поэт в его исполнении, напротив, слишком уверен в себе, слишком резок, вспыльчив, депрессивен. Он, например, подымет с пола кусок дерьма, не думая засунет его в рот и проглотит. Экзальтированно трагичный Неизвестный поэт — полная противоположность лирику Тептелкину. Худяков не пытается подражать в роли Неизвестного поэта Алексею Кормилкину — это разные ипостаси одной личности.

Нежные чувства Тептелкина к Марье Далматовой в спектакле решены полукомически, полупечально: вместо любви — раздражительное непринятие, вместо уважения — систематическое унижение. Его Тептелкин, в отличие от Тептелкина Кормилкина, чурается сексуальных взаимодействий с противоположным полом — его девственно-инфантильный Тептелкин практически не прикасается к пышущей страстью Далматовой—Груниной.

В романе «угасание» происходит как-то естественно и понятно: персонажи сами по себе взрослеют и отказываются от прежних идеалов, смиряясь с унизительной данностью. Муромцев же доводит этот экзистенциальный стон до самого настоящего воя. Он в каком-то смысле с Вагиновым спорит: Тептелкин у него переживает глобальный конфликт между бытом и поэзией, ролью мужа и ролью Неизвестного поэта. И, вопреки вагиновской однозначности с безмолвным счастьем за сажанием цветов в саду, у Муромцева — мучающая Тептелкина неопределенность.

Александр Худяков в несвойственной ему манере открыто играет, словно ребенок, активно и увлеченно меняя маски на протяжении четырех часов и не показывая свое красивое лицо актера, играющего заглавную роль. Единственный раз случилось «обнажение» Худякова, когда тот, под конец спектакля, раздевшись догола и прикрыв причинное место ладонью, стоял и смотрел на зрителя, беззащитный и слабый, уязвимый и разочарованный, ничего не играющий — средь царившего вокруг ужаса и запустения.

Май 2024 г.