Г. Доницетти. «Любовный напиток». «Урал Опера Балет» (Екатеринбург). Дирижер Константин Чудовский, режиссер Елизавета Корнеева, художник-постановщик Екатерина Агений

В. А. Моцарт. «Похищение из сераля». Нижегородский театр оперы и балета.
Дирижер Дмитрий Синьковский, режиссер Екатерина Одегова, художник-постановщик Этель Иошпа

В. Беллини. «Пуритане». Мариинский театр.
Дирижер Валерий Гергиев, режиссер Владислав Фурманов, сценограф Галина Филатова

В этом сезоне театры поняли, что сложные времена — это всерьез и надолго. Еще в прошлом премьеры-копродукции откладывали, говорили иноземным режиссерам «ну мы еще посотрудничаем», теперь — все рассчитывают только на собственные силы и никто не загадывает далее чем на сезон. Силы эти прежде всего женские — что привычно для сложных времен: мужчины ушли, женщины пашут на себе. Они выбирают разную музыку и разные истории, но по сути все это — зимние сказки. Чтобы согреться. Чтобы помнить, что весна вообще бывает. И даже лето иногда. И единственная премьера в этом обзоре, выпущенная режиссером-мужчиной, присоединяется к этому хору.

ВЫПЬЕМ И СНОВА НАЛЬЕМ

«Любовный напиток» в «Урал Опере» заранее не был заявлен как «спектакль, который необходимо увидеть всем». Ну знаете, как это бывает — опытные менеджеры планируют сенсации и события, о которых будут говорить в столицах. «А вот в следующем сезоне мы грянем… (Вагнер, Перселл, молодое дарование, обозначающее в партитуре скрип стекла по пенопласту)». На такие премьеры заранее зовут критиков — чтобы все нашли время, в почетный ряд приходит губернатор. «Любовный напиток» из другого ряда — из того, где тихо сияют всем знакомые классические сочинения, которые при достойном исполнении обязательно соберут кассу. Спектакль для города, а не для мира. В Екатеринбурге бывали гораздо более громкие премьеры. И при этом — очень неплохая зимняя сказка. Согревающая и утешающая, как тот самый любовный напиток.

Елизавета Корнеева (ГИТИС окон-чен шесть лет назад, мастерская Георгия Исаакяна) пару лет назад была номинирована на «Золотую маску» за постановку оперы Владимира Мартынова «Vita nuova» в Уфе, а в начале этого сезона дебютировала как режиссер в Мариинском театре, выпустив «Демона» Антона Рубинштейна. «Любовный напиток» она начинает как реалити-шоу — с представлением директора программы Джаннины (в оригинальном либретто, как мы помним, — подруга главной героини; роль в премьерный вечер досталась Виктории Шевченко, на следующий день — Анне Перхуровой) и ведущего Дулькамары (двести лет назад подразумевалось, что герой — странствующий торговец зельями, готовый впарить доверчивым крестьянам любую дрянь; эта партия вручена Олегу Бударацкому, а затем Рустаму Касимову). Участники передачи должны соревноваться за любовь Адины (Дарья Леус, затем Ольга Вутирас) — но после «титров» вся история с шоу как-то незаметно исчезает, мы обнаруживаем на сцене золотое поле с чучелом вдалеке, и режиссер начинает честно рассказывать историю, придуманную в позапрошлом веке Эженом Скрибом, переработанную тогда же либреттистом Феличе Романи и превращенную в оперу гением Гаэтано Доницетти.

Время действия в «Урал Опере» точно не обозначено, но если ориентироваться на костюмы, то это пятидесятые годы ХХ века. Место действия — все то же, итальянская деревенька. Трогательный недотепа Неморино (Федор Шинкевич, затем Сергей Осовин) все так же влюблен в самоуверенную Адину, но не смеет ей в том признаться. В деревню является Белькоре — в XIX веке сержант, набирающий солдат в армию, — и мгновенно решает жениться на Адине (благо она не только красива, но и богата). В нынешней постановке какие могут быть вербовщики в комической опере? Белькоре (Максим Шлыков, затем Евгений Бовыкин) и его команда теперь — то ли просто спортсмены, то ли спортсмены, превратившиеся в уголовников. Тренировочные костюмы, массивные гири в руках и привычка гордо демонстрировать свои бицепсы — публика, для которой «Уралмаш» не только название местного завода, хохочет с явным чувством узнавания. Двести лет назад Адина выбирала между ярким (ну да, слегка туповатым) унтер-офицером и каким-то крестьянским недоразумением; теперь она выбирает между силой и тихим достоинством. Нет, сюжет разыгрывается без потерь: Неморино точно так же кидается к лекарю за любовным зельем и получает бутылку обычного вина; необходимую для общения с дамой его сердца развязность он приобретает, надравшись до потери контроля над собой. Но маленькие черточки, обозначаемые артистами в этой роли, — когда посреди буйного комикования вдруг ловится сосредоточенный взгляд, обращенный Неморино к Адине, — делают спектакль глубже и любопытнее. В целом режиссер слишком старается, отсыпая немалое количество гэгов, — так, во втором действии вся история вдруг переносится на берег моря и действующие лица вдруг начинают «плавать», разводя перед собой руками воздух — без всякой на то причины. Это забавно, да, и публику радуют надувные круги в виде розовых фламинго, одетые на взрослых людей, — но с рассказываемой повестью о выборе они не связаны никак. Зачем все «полезли в воду»? Загадка.

Но на суше или на море — Адина и Неморино обретают друг друга, художник по свету (Ирина Вторникова) добавляет еще итальянского солнца — так, что сразу ясно: на улице плюс 45, и «Любовный напиток» завершается законным хэппи-эндом. Оркестр, ведомый Константином Чудовским, в ударе, романс Неморино «Una furtiva lagrima» надолго поселился в ушах, и екатеринбуржцы почти три часа не вспоминали об окружающем мире. Счастливый получился напиток.

ПОХИЩЕНИЕ ИЗ МНОГОЭТАЖКИ

Просторная квартира, по которой бегают двое детей — девочка лет десяти и совсем небольшой дошколенок. Родители явно ждут гостей, они заняты подготовкой праздничного стола. Вот и толпа друзей — явно сегодняшняя, история происходит здесь и сейчас. Дети получают большую книжку с картинками, хозяйка, смеясь, примеряет с подругами кокошник — так начинается «Руслан и Людмила» в Музыкальном театре Карелии. Когда семейство начинает в шутку разыгрывать сюжет пушкинской сказки — только совсем уж далекий от театра человек не вспомнит фамилию «Черняков», ведь древняя/мифологическая история, разыгрываемая сегодняшними людьми в самодеятельном театре / в новом обряде / на сеансе психотерапии, — это ход, часто используемый самым известным в Европе российским оперным режиссером. Алла Салова (выпускница ГИТИСа-2019, мастерская Дмитрия Бертмана), поставившая оперу Глинки в Петрозаводске, и не скрывает того, что работы Чернякова производят на нее сильное впечатление. Но, кажется, прямо у нас на глазах Дмитрий Феликсович из просто первоклассного режиссера превращается в режиссера — основателя стиля, и «взять что-то у Чернякова» теперь выглядит как, например, «взять что-то из учебника». Узнаваемо? Узнаваемо. Запрещено? Нет, конечно.

Зимняя сказка Аллы Саловой — о хрупкой грани между нормальной, привычной жизнью и вдруг случающимся жизнетрясением. В театре перемена обозначается быстро и просто: вот только что все сидели за праздничным столом (это не свадьба — никаких свадебных обрядов, да и дети-то бегают — Людмилы и Руслана), — и тут поехал поворотный круг, и перед нами уже не квартирка, а некий седой утес. Здесь Руслан (Евгений Урсул) встречает Финна (Чингиз Кадыров), на этом же фоне разговаривают Фарлаф (Вадим Мокин) и Наина (Мария Белокурская). От предельной конкретики места — к предельной его условности: гора не прописана как пейзаж маслом, это скорее какое-то межмирье с расплывающимися границами. Вот только что ты был дома — а теперь ты посреди нигде, жена пропала, что делать — непонятно. Повышаешь голос (как Руслан в конце арии) — и с горы начинают лететь камни. Кричать в горах не следует, да.

Рядом с весьма условными сценами — такой, например, как общение Ратмира (Маргарита Чемдуж) с его поклонницами (герой сидит на диване и «докладывает» текст), — сцены, очень точно проработанные психологически. Людмила в волшебном саду Черномора — с колосников спускаются красное платье, кокошник, сапожки, служанки одевают героиню, и вдруг она начинает ежиться, подергиваться, будто одежда колется и жжет. Страдание сначала кажется кокетством — ну, неловко в сказочно богатом наряде, — но мгновенно вырастает до отчаянного градуса, когда Людмила, кажется, кожу готова с себя снять. Это стремительное нагнетание эмоции чувствуется и в оркестре; и снимается угрожающим, но все же комичным «маршем Черномора».

Спектакль был переделан со дня премьеры — сначала над ним работал один видеохудожник, затем был призван другой — Владимир Пивовар. Первую версию мне увидеть не довелось (театр счел ее неудачной), нынешняя же графика пробует быть сказочной и пугающей одновременно. Черномора мы на сцене не получим — у Глинки он был персонажем без пения, в Петрозаводске лишился и обличья как такового. Во время «марша Черномора» на скале появляется цепочка следов карлика (который у Пушкина носил шапку-невидимку, так что все законно), а во время сражения в небе мы видим его тень. Хор «следит» за событиями в недоступной нам вышине — и мы, так сказать, получаем опосредованную информацию о ходе битвы. После победы Руслан на руках приносит Людмилу в родной дом — и будит ее от зачарованного сна не какое-нибудь новое волшебство, а дочка и сын. В чем есть совершеннейший реализм — можно вырубиться так, что не услышишь любимого, но дети разбудят всегда.

Салова не считает нужным как-то акцентировать возвращение в реальность — это в ненормальность человечество проваливается, как в яму, а к обычной жизни возвращаться легко и просто, уверяет она. Ну, если сначала хватит сил отрезать бороду Черномору.

ПОВЕСТЬ О ГАРЕМЕ И НЕВИННОСТИ

Екатерина Одегова — самый опытный постановщик из трех женщин, выпустивших значимые премьеры в этом сезоне. Дело не только в том, что она начала активно работать еще в 2010 году (хотя ГИТИС был окончен в 2014-м — мастерская Георгия Исаакяна) и в ее биографии — полдюжины премьер в «Новой опере» и сотрудничество со Свердловской музкомедией. Важно еще то, что постоянным соавтором, драматургом ее спектаклей становится Михаил Мугинштейн — профессор, автор трехтомных «Хроник мировой оперы», человек, знающий об этом виде искусства примерно все. В «Похищении из сераля», что Одегова поставила в Нижегородском театре оперы и балета, драматургом также был он. Соответственно, можно предположить, что идеологическую конструкцию оперы Одегова и Мугинштейн разрабатывали вместе.

Конструкция эта такова: гарем — это рай. То есть царство невинности. (И там, натурально, ходит единорог.) Моцарт, наверное, удивился бы. Его герои (придуманные в XVIII и обитающие в XVI веке) оказывались в Турции: прекрасная дама Констанца и ее служанка Блонда были захвачены местным пашой и содержались в гареме, жених Констанцы Бельмонте отправлялся их выручать, и в этой благородной миссии ему помогал слуга Педрильо. Побег чуть не проваливался, и героям грозила смерть — но паша великодушно отпускал их на все четыре стороны, к неудовольствию смотрителя гарема Осмина, который рассчитывал получить служаночку. Моцарт писал «Похищение из сераля» в счастливейшие дни своей жизни — накануне женитьбы (а главная героиня получила как раз имя невесты). И в музыке появилось много счастья, легкомысленных ухмылок, предвкушения и изрядная доля авантюризма. Но что видит в материале режиссер — это ее дело.

Как во многих оперных событиях Нижнего Новгорода последних лет — с тех пор как главным дирижером там стал Дмитрий Синьковский, — музыкальная сторона постановки сильнее стороны собственно театральной. Моцарт в руках Синьковского легок и строг, царствен и летуч, — ну, понятно, чтобы соответствовать такому уровню музицирования, какой выдают дирижер и его La voce strumentale, надо быть великим режиссером. С великими проблема — как, впрочем, и всегда, — и театр обходится рядовыми тружениками.

Этель Иошпа сделала статичную декорацию — зеленая растительность, светлые цветы, маленький пруд, милые деревенские качели, впечатляющих размеров коряга, валяющаяся на земле. Райский сад не может обойтись без искусителя — и среди зелени бродит длинноногая артистка кордебалета, она же Дух острова-Сада. Но вообще-то она никого не искушает — время замерло в этом прекрасном заповеднике. Спектакль живет музыкой — и босоногая, наряженная в одну рубашку Констанца (Надежда Павлова) не спешит сбежать из плена, одаривая публику новыми и новыми божественными звуками, и мир замирает, и хочется, чтобы это длилось вечно. Когда же все-таки придет время покидать рай — она оденется по моде моцартовского времени. Из условного рая в райскую моцартовскую Вену надо приходить одетой. Меж тем мизансцена прощания с пашой выстроена как натуральное изгнание, паша на сцене не появляется ни разу, зато «с небес» звучит его голос, решающий судьбу героев.

Спектакль поставлен в Пакгаузах на Стрелке — новом и небольшом зале Оперного, где нет оркестровой ямы и в дни показов спектаклей снимают партер, чтобы разместить музыкантов. В результате мы оказываемся так близко к оркестру, как никогда ранее в современном театре, — то есть нас тоже отправляют в моцартовскую реальность. Из-за этой скромной величины зала в Пакгаузах невозможно разместить хор — и два хора янычар убраны из спектакля. Еще сильно сокращены разговорные диалоги — зингшпиль «Похищение из сераля» был ими богат, теперь музыка почти непрерывна. Все эти решения работают на большую сосредоточенность оперы, большую концентрацию ее. И в итоге — все так же на музыку в большей степени, чем на театр. Зимняя сказка Одеговой — не ее сказка. Она уступила Моцарту — и это вполне возможный выбор.

ПОЖЕЛАЙ МНЕ УДАЧИ В БОЮ

Примерно то же самое, вероятно, хотел сделать и Владислав Фурманов, взявшись за постановку «Пуритан» Винченцо Беллини в Мариинском театре. Никаких решительных режиссерских жестов, концентрация внимания публики на том, кто поет и кто играет. Получилось так, да не так. Получилось лучше. Худрук театра «Русская антреприза», никогда прежде не работавший в опере, доверился художнице Галине Филатовой и художнику по свету Антону Николаеву — и выпустил спектакль, который запоминается прежде всего художественным решением. Оно вполне элементарно — за спинами героев то синеет, то пламенеет небо, — но работает на сто процентов. Люди как вырезанные картинки на фоне вечности — это производит впечатление. То, что придумано собственно Фурмановым, — например, сцена, в которой пуритане вооружаются и стригутся «под горшок» (то есть из толпы единомышленников выстраивается войско), — также работает. Шеренга подходит к авансцене, солдаты быстрым движением избавляются от шевелюр, берут копья, подходит новая шеренга — и облик войска меняется.

Со дня премьеры «Пуритане» в Мариинском театре идут при неполном зале — не помогает ни имя Гергиева, ни имена солисток, занятых в главных партиях, — а Беллини такого насочинял и в мужских и в женских монологах, что браться за эти роли могут только супервиртуозы. Сдается мне, что дело в названии — не каждый месяц выбирающаяся в театр публика (а именно она заполняет залы после трех спектаклей премьерной серии) ожидает войны, жестких религиозных конфликтов — и не покупает билеты. Если так, то эта публика не права — «Пуритане» вообще-то одна из немногих классических опер, где после драматически напряженных событий композитор прописал полноценный хэппи-энд. А по пути к нему сочинил столько фантастической музыки, что она безусильно уводит слушателя из реальности.

Главная героиня Эльмира (Ольга Пудова), дочь предводителя пуритан, помолвлена с роялистом Артуром Тальботом (Александр Михайлов). Несмотря на очевидные расхождения во взглядах с будущим зятем, отец девушки согласен на брак — но в неудачную минуту Артур спасает английскую королеву Генриетту, вдову Карла I, за которой охотятся пуритане, — он набрасывает на нее фату невесты. Решив, что Артур ей изменил, Эльмира сходит с ума — и Фурманов предлагает простое и эффектное решение этой сцены. Эльмира, почувствовав себя преданной, видит, что у каждой ее служанки на голове точно такая же фата, как была подарена ей, — и в неистовстве кидается их срывать. Ее ария дика и печальна; каждый зритель может представить себе, что чувствуют все окружающие, когда девушка рвет явно видимые только ей куски материи. «Сумасшедший» монолог Эльмиры входит в «золотой фонд» безумных монологов театральных героинь — но, в отличие от значительного большинства опер и балетов, на этом жизнь героини не заканчивается. При возвращении вынужденного три месяца скрываться Артура и выяснении недоразумения с королевой Эльмира мгновенно выздоравливает, а отсутствующий на сцене Кромвель присылает ему прощение (так-то за эту штуку с побегом Генриетты Артура должны были казнить). И финал «Пуритан» — он о том, что, даже если весь мир сходит с ума, можно держаться друг за друга и сохранять свое счастье. Можно попробовать, во всяком случае. Эта зимняя сказка — одна из самых фантастических. Но как же хочется в нее верить.

Май 2024 г.