М. Теодоракис. «Грек Зорба». Татарский театр оперы и балета им. М. Джалиля.
Дирижер Андрей Аниханов, хореограф Лорка Мясин, сценограф Виктор Герасименко

Самый известный из балетов Лорки Мясина теперь есть и в России — его поставили в двадцать восьмой по счету стране. Этот счет начался в 1988 году в Италии — тогда сын дягилевского премьера Леонида Мясина, уже вполне успешно выстроивший собственную карьеру, поставил спектакль на Арене ди Верона. Заглавную роль в «Греке Зорбе» исполнял Владимир Васильев, ровно в тот момент не по своей воле расстававшийся с Большим театром, — и балет на далекой и еще почти недосягаемой Арене ди Верона стал обещанием для всех поклонников артиста: танцевальная биография не закончена, она продолжается. Как ни странно, в годы, когда вернувшийся в Большой Васильев правил театром и имел власть принимать почти любые решения, «Грек Зорба» в Москве не появился. Таким образом, Казань сейчас предъявила российскую премьеру спектакля, о котором в свое время говорили много и воодушевленно — при этом тогда его почти никто не видел.

Сцена из спектакля. Фото Р. Назмиева

В основе сюжета — роман Никоса Казандзакиса «Жизнь и приключения Алексиса Зорбы», впервые опубликованный в 1946 году. Но между романом и балетом есть очень существенная промежуточная остановка — фильм «Грек Зорба», вышедший в 1964-м, получивший 7 номинаций на «Оскар» год спустя и три статуэтки выигравший. Прежде всего именно в фильме появляется мелодия сиртаки, ставшая строительным материалом для балета, — режиссер Михалис Какояннис попросил Микиса Теодоракиса сочинить танец для Зорбы, композитор и сотворил мелодию, теперь знакомую всему миру. В фильме родился и танец сиртаки как таковой — дело в том, что среди критских танцев, в общей массе называемых «сиртос», ничего похожего не было. Главный герой романа, 65-летний грек, когда ему не хватало слов, кидался в пляс — от восторга или от горя, значения не имело. Движения героя Казандзакис описывал так: «Зорба бросился танцевать в исступлении, хлопая в ладоши, подпрыгивая, поворачиваясь в воздухе, падая на колени и вновь подпрыгивая, будто гуттаперчевый. Вдруг он так устремился в небо, словно захотел преодолеть великий закон природы и взлететь. Душа пыталась увлечь это изношенное тело ввысь и броситься с ним в бездну, наподобие метеора. Испытываемый Зорбой необыкновенный душевный подъем заставлял его снова и снова подбрасывать тело, но оно неизменно опускалось на землю». Очевидно, что это был весьма бурный танец — и нечто подобное и должен был воспроизвести в фильме Энтони Куинн, исполнявший заглавную роль, но перед съемками он сломал ногу. Прыгать по пляжным камням и прямо-таки летать артист не мог — и сам придумал это тягучее движение с выносом одной ноги, при таком танце боль была терпимой. Так и появился на свет «греческий национальный» танец сиртаки — и превратился в безусловный символ Греции. Лорка Мясин в своем спектакле его так и использовал.

Сцена из спектакля. Фото Р. Назмиева

В романе главный герой — Зорба, 65-летний бродяга, «статный сухой старик», перепробовавший сто пятьдесят профессий, яростный бабник и самочинный философ. Повествование идет от лица увлекающегося буддизмом молодого грека, занятие которого мы сейчас назвали бы «в поисках себя» — он пишет некий роман, восторгается красотами природы, вдохновенно бездельничает. Однажды ему (как многим мечтателям-«народникам») приходит в голову, что «надо Работать» (именно с большой буквы), и он покупает заброшенную шахту на Крите. Жизнелюбие старого бродяги, с которым он случайно знакомится на причале, производит на него такое впечатление, что он немедленно делает Зорбу начальником над рабочими. Управленческие таланты обоих приводят к закономерному краху всей затеи — но это лишь фон для главного повествования в романе.

Дело в том, что роман Казандзакиса — он о закатах и рассветах, красках, запахах, чувствах, что внушает пришельцу Крит. Зорба выступает прямым послом природы. Именно поэтому эта история без особых проблем перекладывается в балет. Ведь балет имеет дело именно с чувствами (нет, конечно, были в истории спектакли и про классовую борьбу, и про трудовую доблесть — но долго не прожили). И в центре спектакля Лорки Мясина оказываются две истории любви — это история Зорбы и мадам Ортанс (француженки, бывшей когда-то артисткой кабаре, а в возрасте «хорошо за пятьдесят» — владелицы маленького отеля) и история Джона (так в балете зовут молодого героя, ставшего иностранцем) и местной вдовы Марины. Обе героини есть и в книге — но отношения там выстраиваются принципиально по-другому.

К. Андреева (Марина), В. Карвальо (Джон). Фото Р. Назмиева

В книге Зорба, собственно говоря, пользуется смешно молодящейся мадам Ортанс и достаточно явно презирает ее. Рассказчик сообщает, что она производила на него впечатление «белого блестящего тюленя, немного подгнившего, надушенного и усатого, которого выбросило на этот песчаный пляж». В балете эта женщина трогательна и хрупка, какой тюлень — изящная птичка, да, в слегка поношенных перьях, но внушающая умиление, а не насмешку. (Тут, конечно, важны актерские работы — обе артистки, сыгравшие Ортанс, — и Александра Елагина в первый премьерный вечер, и Лада Старкова во второй — замечательно воспроизводили эту пластику раненой стрекозы, слегка запинающейся в воздухе колибри). Балетный Зорба (сначала премьер московского Большого Игорь Цвирко, затем местный премьер Михаил Тимаев) мадам Ортанс несомненно любит — этой паре поставлены трогательнейшие дуэты, где старый бродяга учится объясняться в любви (ух, романному герою никакие уроки были не нужны), нежнейшим образом поддерживает свою даму, а она напоследок сияет в его объятиях. Напоследок — потому что она больна чахоткой; в романе героиню унесла скоропалительная простуда, здесь же обреченность заявлена почти что с первых па. Женщина истаивает в руках любимого (ее исчезновение очень хорошо сделано тенью — тут надо поблагодарить художника по свету Дениса Солнцева), и горе Зорбы в спектакле стократ сильнее, чем дежурные сожаления героя романа.

Для второй пары обстоятельства также изменены. В книге Казандзакиса молодая вдова — воплощение плотского притяжения, запросто зазывающая к себе тех, кто ей нравится. Собственно, почти Кармен — потому что присутствует именно свобода выбора, она отвергает одного юного сопляка — и тот убивает себя. Именно из-за смерти мальчишки против Марины восстает деревня, и ее забивают камнями — о том, что последнюю ночь она провела с повествователем, многие еще и не знают, а других это не волнует — к мести призывает дядя погибшего парня. В балете Марина — сама скромность и гордость. Никакого множества визитеров — совершенно очевидно, что Джон — первый, на кого она посмотрела из-под вдовьего платка. Из двух исполнительниц этой роли Кристина Андреева ближе именно к этой трактовке «недотроги», а Аманда Гомес (одна из выпускниц школы Большого театра в Бразилии, восьмой год работающая в Казани) порой полуповоротом головы, одним движением локтя дает понять, какой жар скрывается за замкнутой позой. Но дуэты Джона (в первый вечер — еще один бразилец Вагнер Карвальо, во второй — Салават Булатов) и Марины хрустально чисты. Это такой образцово бесплотный балет, ситуация, когда «принц» встречается с «неземным созданием», используется чисто классический словарь. Оттого особенно поражает сцена, когда деревня всем кордебалетом накидывается на Марину: пляска почти языческая, три сжимающихся круга, движения, впрямую обозначающие бросание камней.

Сцена из спектакля. Фото Р. Назмиева

Художник Виктор Герасименко, много лет проработавший в «Новой Опере», в оформлении спектакля решил напомнить, где была мировая премьера, — перед нами амфитеатр Арены ди Верона, а не критская деревушка. Но есть и отсылки к тому, что дело происходит все-таки в Греции: на ступени амфитеатра водружены гигантские кариатиды. Декорация не меняется, абсолютно все события происходят на театральной площадке Арены — наверху и по бокам стоит хор (Теодоракис использовал и мужской и женский хоры в партитуре, не только оркестр, и дирижер Андрей Аниханов управляется с этим сложным хозяйством легко и внушительно одновременно), а площадь сцены отдана танцам. И в этой театральной отсылке есть свой смысл: в спектакле не только рассказываются две печально закончившихся истории любви, но и делается зарисовка о двух типах искусства.

Молодой Джон с его правильными арабесками и изящными вспархиваниями отвечает за искусство аполлоническое, неистовый Зорба с яростной жестикуляцией и дикой энергией — за дионисийское. (Мы все еще помним, что дело происходит в Греции и тут это все рядом, не так ли?) И то и другое искусство теряет своих поклонниц — и Марина и Ортанс погибают. Но пригорюнившиеся было творцы прекрасного стряхивают с себя скорбь и заходятся в таком мощном сиртаки, что публика покидает театр в убеждении, что у спектакля счастливый финал. То есть сначала она устраивает стадионную овацию и финал трижды запускают на бис — что вообще-то редкость в современном академическом театре. А потом — да, цветы и улыбки. Что ж, девушек жалко, но для балета танцы важнее. Ars longa.

Май 2024 г.