З. Яникова. «Тахир и Зухра».
МХТ им. А. П. Чехова.
Режиссер Елизавета Бондарь, художник Валида Кажлаева

З. Яникова. «Тахир и Зухра».
Театр «Шалом».
Режиссер Мурат Абулкатинов, художник Софья Шнырева

Текст Зухры Яниковой «Тахир и Зухра» — из тех, про которые театральный человек чувствует с первой же страницы, понимает не головой, но самим своим существом: вот она, пьеса, в которой есть все, что нужно для хорошего, очень хорошего спектакля, — история, роли, ритм и тот прорыв в космос, который делает ее событием, художественным высказыванием. В ней есть мощный трагический любовный сюжет, переплетенный с темой маленького человека, поэзия настоящего эпоса, соединенная с бытовым языком, актуальность врощенной в нашу ежедневность истории — и бытийственный ее пласт, выводящий ее на уровень мифа.

Сделана пьеса довольно просто с точки зрения драматургии: огромные поэтические ремарки сменяются бытовыми, смешно и точно написанными разговорными эпизодами. Текст ремарок или авторского повествования, сказительства, полного поэзии и метафор, — это тот самый пласт ритмизованной прозы, который возводит «Тахира и Зухру» на бытийственный уровень. Без заглавных букв, с огромным количеством дополнений, определений и обстоятельств, предложения на целую страницу дышат простором пространства, высотой неба, вольным воздухом большой жизни. В исполнении артистов эти ремарки звучат песней, музыкой, где слова, сюжет, смысл не так важны, как ритм и мелодия. Вот — лишь треть первой ремарки, открывающей пьесу:

волнами ветров северных злых омываемый, стоит Тахир на высоте двадцатиметровой, на доме строящемся, среди арматур, булатных ли? видит на западе колосья многоэтажек, и от его руки возросшие, и от братьев его окрепшие, работодателями их спроектированные; на юге видит Тахир магазин «Пятерочка», его кормящий, рисом снабжающий, и мясом, и пивом, и водкой, и кокаколой, его кормящий и братьев его кормящий; на севере видит Тахир площадку детскую и площадку спортивную, ходят туда сестры его с детьми своими, если дети путь дальний вслед за матерями проделали, в котомках наспинных ли, в плацкартах душных ли, пешком ли, ноги свои нежные истерзав в землях, где солончаки телами своими белыми плоскими заменяют прохладные чистые воды или пиво, или водку, или кокаколу…

Итак, в огромной экспозиции-ремарке явлен главный герой — Тахир, сын Неба и земной женщины, рожденный на Востоке, нелегальный мигрант на московской стройке. В их коммуну, ютящуюся в металлических контейнерах-бытовках, приезжает его любимая, Зухра, теперь — беременная жена его друга. Тахир ищет в сети хоть кого-то, кому он был бы нужен, но получает отпор от всех за свой плохой русский:

Алеся Магниченко: Послушай меня, мразь, ты, гнида из-под ногтя. Урод понаехавший, в кишлаках своих с ослами обнимайся, а меня не трогай.

Наконец, он знакомится в «Одноклассниках» с Антониной Ивановной, пожилой женщиной, закатывающей огурцы.

Тахир: Спат иду

Антонина Ивановна: (гиф-изображение: лабрадор в ночном колпачке закрывает лапами глаза, подпись — «Спи крепко!»)

Тахир: И вас

Антонина Ивановна между разговорами о засолке и соседках сватает Тахиру Гузель, девушку из мигрантского сообщества где-то рядом с ее дачей.

Тахир: Погворим с ними если не против я б женились

Антонина Ивановна: Почва прощупана, мы тебя уже поженихали (эмоджи: палец вверх). Брат ее про тебя знает, сам не против, ему не нравятся с конзавода ребята. А ты уже нравишься, я тебя засватала в лучшем свете.

Тахир: Спасиба биз вас бэ один была

К середине пьесы сюжет закручивается в трагедию: одна случайность (глубоко беременную Зухру ненароком бьет в живот ногой посетительница в салоне эпиляции, где та работает), другая (хозяин стройки Максим Иванович, подлец на БМВ, слишком долго не выпускает со стройки скорую, в которой лежит Зухра с кровотечением) — и вот уже муж Зухры вступает с хозяином в драку, потом Тахир, и скорая все-таки уезжает.

думал Тахир: не дочь так племянницу мне родит Зухра я буду любить ее я отведу ее в сад детский я оплачу ей репетиторов и гимнастику. и не было никого счастливее в этот туманный рассвет.

Разозленный Максим Витальевич в сопровождении бритоголовых крупных мужчин выходит из машины.

Крики отовсюду: Пистолеты! Бежим! Бежим! У них оружие! В автобус быстро!

(звуки выстрелов и уезжающего вдаль ПАЗика)

Муж Зухры от побоев погибает — в пьесе это написано вот так:

Мухтар:

Зухра умирает в родах, Тахир подкупает медсестру в больнице и забирает новорожденную дочь Зухры, мигранты бегут со стройки вместе с Тахиром, который приходит к своей суженой Гузель и просит принять его вместе с девочкой-сиротой и всеми братьями и сестрами-нелегалами. На Земле появляется новый род — Тахиров, как и было предсказано ему матерью в детстве.

Драматургом все сделано в пьесе под лекала современного театра, где даже у независимых команд есть возможность повесить экран, куда будут транслироваться титры, где с помощью микрофонов, их включений и выключений, можно звуково отделять прозаические куски от диалоговых, где стулья в черной выгородке — уже достаточная декорация для того, чтобы пьеса задышала на сцене. Кажется, что именно читка со всеми сопутствующими ей театральными атрибутами — тот жанр, для которого пьеса создана. Не случайно впервые она была представлена в программе «Первая читка-2021» на фестивале «Пять вечеров» им. А. М. Володина (режиссером читки стал Ю. Шехватов), а потом в Москве на фестивале «Любимовка». Режиссер любимовской читки, которую можно найти в сети, — Екатерина Корабельник.

И все же сразу два театра, принципиальных для сегодняшнего московского художественного расклада, практически одновременно в 2023 году выпустили полноценные спектакли по этому тексту: 28 апреля состоялась премьера в Театре «Шалом», 29 июня — на Новой сцене МХТ им. А. П. Чехова (здесь спектакль вырос из эскиза на лаборатории сочинительского театра «АРТХАБ», в которой режиссеры объединяются с драматургами).

В «Шалом» ставить позвали Мурата Абулкатинова. В МХТ — Елизавету Бондарь, которая и сделала тот эскиз на «АРТХАБе».

Это режиссеры новой волны, обладающие внятной гражданской позицией, пришедшие со своим, уже узнаваемым, творческим почерком и — что самое важное — со стремлением ставить спектакли, смыслово значимые в общественном пространстве. С задачей не брать проходные, «пустые», случайные тексты. С желанием высказываться по существу, про больное. Или уж лучше молчать, чем выпускать «кассовую» пустышку, чтобы заполнить строчку в афише пусть даже модного театра. Хочется верить, что оба режиссера скорее откажутся от работы, чем пойдут на сделку с совестью. Ведь они из тех, к кому присматриваешься, чтобы сверить внутренние координаты. Проверить: есть ли еще люди, которые видят мир, как я, которым так же больно и страшно, которым так же не все равно? На спектаклях Бондарь и Абулкатинова и в зале собираются такие люди. Свои.

В обоих спектаклях артисты, за редчайшим исключением, — похожи в своих ролях друг на друга. Тахир — романтичен, юн и красив (в МХТ его играет Арсентий Журид, в «Шаломе» — Никита Кругляк). Зухра — тонка, тиха и скульптурна (Софья Евстигнеева в МХТ и Елизавета Потапова в «Шаломе»). Максим Витальевич — мерзок, нахрапист и нагл (Никита Карпинский в МХТ, Антон Шварц в «Шаломе»). Трио девушек из сети — развратно, манко и грубо. И так далее. Роли-маски, роли-обозначения типажей, узнаваемых, точно схваченных, в каждом случае — хорошо сыгранных, но почему-то по прошествии даже недели от просмотра спектаклей — практически неотличимых друг от друга.

В постановке Абулкатинова большее место и в сюжете, и в сценическом пространстве занимает Вероника Патмалникс, играющая и Антонину Ивановну, и ворону-москвичку, с которой начинается и которой заканчивается действие, и Рассказчика истории. Масштаб актрисы выводит на первый план тему одиночества, неприкаянности и ее героинь, и вообще всех в этом сюжете. У нее даже есть текст — и, соответственно, эпизод, которого нет ни в спектакле Бондарь, ни в пьесе. В сцене сватовства Тахир пишет Антонине Ивановне: «вы мне как мама». Актриса подходит к нему, несбывшемуся ее сыну, сейчас возникшему в «Одноклассниках» случайным собеседником, чуть касается плеча, на долю секунды прижимается к нему, сразу отходит. Намечает одним актерским касанием биографию этой деятельной и очень одинокой женщины, погрузившей себя в закрутки и кормление уток, чтобы не думать о своей бездетности.

Благодаря работе Патмалникс кажется, что «Тахир и Зухра» — это в принципе история про одиноких людей, про щемящее и практически неисполнимое желание договориться хоть о чем-то, сложить свою жизнь хоть немного осмысленно, наполнить ее чем-то важным, не суетным. Хоть словами, хоть сообщениями в интернете, хоть взглядами, хоть поступками. Но нет, не получается, пока не происходит трагедия: смерть любимой, гибель ее мужа, изгнание рабочих-мигрантов из рая нелегальной московской стройки. И вот тогда, на самом краю, с новорожденной девочкой-сиротой на руках и толпой братьев и сестер за спиной, Тахир, поэт и мечтатель, несчастный проигравший, становится тем, кто продолжает жизнь, вводит ее обратно в нормальное русло, дарит благословенную скуку ежедневности своим братьям, девочке-сироте, будущей жене — и Антонине Ивановне.

Металлические ограждения, какие можно встретить в метро или — раньше — на митингах, формируют сценическое пространство в спектакле «Шалома». Художником в спектакле Абулкатинова стала Софья Шнырева, которая ограничила глубину и так небольшой сцены металлической сеткой-забором до потолка. Вдоль него выстроена бoльшая часть мизансцен. По нему, осваивая пространство в высоту, карабкаются-парят артисты. Его закрывает сверху донизу восточный ковер, упав с колосников как благословение, как знак абсолютного перехода в пространство мифа в последней сцене.

В спектакле Елизаветы Бондарь на малюсенькой и тоже неглубокой, вытянутой по горизонтали Новой сцене МХТ черное пространство определяется черными же кубами, тут и там стоящими на планшете (художник Валида Кажлаева). На них сидят, стоят артисты, подсвечивающие свои лица фонариками телефонов. Весь спектакль построен на белых световых пятнах, возникающих в черноте. Цвета здесь почти нет, разве что в костюмах, и то чуть-чуть. Монохром, высвечивающий лица крупным планом. Статика актеров, как будто подсвечивающая текст. Детали, которыми напитано суровое функциональное пространство. Нежность и поэзия — главное, что определяет спектакль, чуткий к людям, о которых рассказывает, любящий их, жалеющий, сострадающий.

В постановке Абулкатинова больше и движения, и цвета, и ритма. Здесь платья алеют, рубашки белеют, артисты взрываются в танце, как Елизавета Потапова — Зухра в момент выкидыша. Здесь больше музыки, сочиненной Аленой Хованской (что занятно в разговоре об этих двух спектаклях — артисткой МХТ), и эффектов, надстроек над пьесой вроде вступления к спектаклю. Артисты, одетые в черные футболки «Шалома», выходят к зрителям, становятся в ряд и начинают говорить, кто откуда родом, в ком какие крови перемешаны, кто, когда и как сталкивался с национализмом, чем зацепила их пьеса Зухры Яниковой, соединившей древний эпос и современность Москвы, в которой есть две реальности: «москвичей» и мигрантов, и это часто два непересекающихся мира. Потом уходят за кулисы, мгновенно переодеваются — и выходят уже персонажами пьесы.

Спектакли двух разных режиссеров в двух разных театрах оказались похожи. Оба они сделаны в стиле «бедного» театра, и в обоих главенствует пьеса, текст, подчиняя постановщиков и артистов своему ритму, диктуя скупую сценографию и метод актерской игры, где переход от отстраненности чтения ремарок к прямому соединению с персонажами мгновенен и узаконен структурой пьесы.

Интересно, появятся ли еще в Москве спектакли по «Тахиру и Зухре» и какими они станут. Будет ли в них больше театральности, позволит ли пьеса все-таки хоть немного «отойти» от нее — или действительно она написана так, что пространство для режиссерского и актерского маневра в ней крайне сжато и дает возможность сделать только, по сути, театрализованную читку.

Ноябрь 2023 г.