Каждый день я захожу в Google-аналитику и смотрю посещаемость сайта «ПТЖ». 55–60 000 ip-адресов в месяц, то есть 50 000 человек (скинем процент на пару гаджетов у каждого) — это вообще-то город. Малый город. «Значит, это кому-нибудь нужно», — говорим мы себе и продолжаем — как в опере «Судьба человека»: «Ползет-ползет, съест шишку — и дальше ползет…» Ползти все труднее, у наших авторов совсем нет творческого пыла, энергии, куража писать. Лет тридцать назад я гневалась: «Все пишут подолгу и по долгу», сейчас и вовсе не до литературных усилий, дай бог сказать что-то внятно. Энтропия, иссякание, слабое понимание целей и необходимостей на фоне горящего мира, от которого никуда не деться. А если деться, уйти в скорлупу искусства — то тоже зачем мы пишем?

И это на фоне огромной театральной активности. Хотя как сказать — активности. Спектаклей, и неплохих, много, событий нет. Как будто театр ударили по голове (а действительно — ударили) и он, оглоушенный, живо-живо двигается. Думаю, что такая активность (не угнаться) — это, во-первых, для тех, кто может, — способ эмиграции. Театр — всегда «домик», другая действительность, отдельная территория. А во-вторых, это что-то находящееся в человеческих измерениях — в отличие от всех политических событий, а также прогнозов, анализов, дез, стримов (не верю никому, но сбываются прогнозы зимы-2022, и уже много кто сообщает, что до 2035 года ничего не расхлебается и, вероятно, мир вступил в тридцатилетие войн). Мир театра и правда становится целым отдельным миром, кроличьей норой, подземным царством другой жизни. Кажется, придется снова им увлечься, другого выхода нет))

Но как писать? Параметры профессии категорически изменились. «Если можно не позволить себе одну истину, то должно уже не позволить никакую, ибо истины представляют собой единую цепь», — давно любимая моя цитата из Ивана Пнина, сто раз ее приводила. Но сейчас все решает не собственно истина и не собственно произведение и «искренность критики» (как писал Чернышевский Н. Г.), его отражающей. Сейчас все решает контекст. Прописывать который опасно. К тому же мир русской культуры поделился надвое, пропасть растет и укрепляется, но это все еще пока мир русской культуры, а не израильской там, немецкой, английской, американской, угандской, тайской…

…И вот я вижу некую театральную полуудачу «тут», ясно понимая, по каким обстоятельствам это — полуудача и полуправда. И с каких позиций подходить, писать, отражать?

…И вот я (условная я, а на самом деле другой автор, живущий в другой стране) видит полуудачу и полуправду в спектакле «там». И с каких позиций подходить, отражать писать? И разве мы напечатаем нелицеприятный разбор того, что сделали наши уехавшие коллеги «там», как если бы оно было «тут»?.. И вот уже больше года я получаю из разных стран (ну правда, из разных!) отказ писать о спектаклях русских режиссеров, а в это время условная Guardian (условная! еще раз — условная, и этот спектакль Максима Диденко в Лондоне мы вполне отрецензировали, можете найти в блоге) ставит 5 звезд…

…И вот я вижу в спектакле «тут» смыслы, «распечатывать» и вербализовать которые просто не имею права, если хоть сколько-то дорожу режиссером и хочу, чтобы он ставил дальше. И, напротив, увидев неудачную работу хорошего режиссера, которому перекрывают кислород со всех сторон доносами и «отключками», разве я напишу про это?..

Направо пойдешь, налево пойдешь… Коня мы уже, конечно, давно потеряли, и вот-вот из его черепа выползет змея (надежда только на то, что ты не вещий Олег, а так-то все правильно: потерял коня — получи змею), но я просто совсем перестаю понимать параметры профессии. О неудачных работах «там» не написать, об удачных «тут» — тоже не написать, как, впрочем, и о неудачных… Что остается? Где палата мер и весов? И что мы вообще отражаем?..

Мир всегда был поделен на сферы влияний и интересов, но в этом мире я всегда чувствовала себя независимой. Всегда. Всегда могла говорить. Что остается сейчас? Остается какой-то довольно срединный способ описания неясного предмета, который никогда лично для меня не был пригоден. И для многих тоже. Наверное, поэтому мы получаем «срединные» тексты даже от наших самых верных и талантливых авторов и так же пишем сами.

Конечно, все это — семечки. Это заметки в светозащитных очках и с берушами в ушах после 24 февраля, 7 октября и всех прочих дней последних лет. Но дни пока что состоят и из этого тоже.

А не податься ли в управдомы…

Есть и еще одна причина, почему критика пишет сегодня «темно и вяло», в текстах последнего года наступило «скорбное бесчувствие». В нынешней реальности если не завинтить себя винтом — не выжить, а завинтив, теряешь «всемирную отзывчивость русской литературы» — в том числе отзывчивость к спектаклям и всякому искусству. А театр по многим причинам теряет отзывчивость к реальности.

«Отзывчивость» перемещается сейчас по линии других сюжетов, и то: c 7 октября у всех переместилась в сторону Израиля, а о другой линии фронта вчерашние плакальщики стали забывать. Значит, чтобы быть «человеком чувствующим», надо ходить по новостям?.. Имитировать переживания — последнее дело, объять мир беды живому человеку сейчас невозможно, так что эмоции как будто бы закручены винтами, только бы не слетела резьба… И как тут отражать маленький-маленький театр?..

Всех не оплакать, и не говорите, что да, всё не понять, не осознать, и не говорите, что понимаете, фейково-манипулятивный мир растет, и дай б-г минимум не сойти с ума и сохранить силы на поддержку близких и выполнение обязанностей по каждодневному поддержанию формы жизни. Чем «ПТЖ» с усердием, достойным лучшего применения, и занимается.

На этом месте мне, несомненно, скажут, что с моей стороны безнравственно сохранять видимость форм прежней жизни, если их не сохранил мир. Мне кажется наоборот: предав форму своей жизни, мы умножим хаос. Только ежедневный утренний «станок» при любых обстоятельствах. А люди стали очень часто позволять себе не мыть посуду в связи с переживанием жертв войн. И вот мы ежедневно «моем посуду», ежедневно выходим в блоге, бесконечно редактируем тексты, здраво понимая, как ни у кого нет сил на художественную критику. Да и полезность любых прежних ценностей под сомнением. Рухнула идея просвещения.

Да, мне все это не нравится. И сама себе я не нравлюсь. И тексты мне не нравятся. И сбившиеся параметры. Но вот «ПТЖ» исполняется 31 год, на сайте — маленький городок, наш городок, полуживых и полумертвых, то есть каждый день в виртуале «ПТЖ» собирает пару залов-«тысячников» — и сегодня это немало.

Мы проживаем длинный ряд дней с теми авторами и с теми текстами, которые рождает это время. Не стесняемся признаться: не все получается.

Мы точно знаем, что взяли для этого номера важную тему театра для подростков. Вырастив пару свободных поколений, которые не построились в шеренгу под штык, власть взялась за младших, чтобы через десять лет все хорошо пели песни Shamanа. Идея в открытом мире несбыточная, но ясно, что надо заниматься просвещением именно этого поколения, если мы не хотим получить одноглазых циклопов вместо зрячих людей с подвижным сознанием. Гуманитарные и театральные ценности тут сильно возрастают в стоимости. Поэтому — о подростках.

И, конечно, «Процесс». Поскольку разгар сезона, поскольку премьер много, поскольку мы по-прежнему фиксируем линию развития российского театра.

…А теперь надо перечесть «К читателям и коллегам» тридцатилетней давности, вдохнуть того свежего воздуха и спросить себя: думала ли я когда-нибудь, что очередное «К читателям» будет вот такое? Только честно. Нет, прямо не думала. Но отрицать не могла. Времена были разные, и всегда была уверена: не мы проживаем время, а оно проживает нас. Вот так и проживает…

Ноябрь. В Петербурге ужасающе темная погода. «А зима будет большааая…»

Всем сил и театра!

Ноябрь 2023 г.