«Микос» — театр-феномен. Эти странные клоуны, действующие на своей отдельной орбите, кажется, познали тайну смеха. Их философско-поэтическая клоунада буквально меняет воздух на площадке. В профессиональной среде «Микос» благоговейно и трепетно обожают, за более чем 30-летнюю историю они объездили с гастролями множество стран, а сейчас продолжают покорять зрительские умы на различных российских фестивалях уличных театров, где выступают хедлайнерами. В программе два хита: «Лишь бы не было детей» и «Авиаторы». Интересно, как сегодня эти постановки с многолетней историей складываются в новый сюжет.

Персонажи двух работ появляются в одних и тех же образах, и оба спектакля можно смотреть как серии ситкома, только природа смеха здесь совсем иного характера. Герои успевают сменить средство передвижения и выходное платье, все остальное сохраняется — не столько грим, сколько образ мыслей и отношения между персонажами. Клоун, как и артист театра дель арте, выбирает маску на всю жизнь, вот и кажется, что нам просто доверили увидеть куски жизни этих странных людей вновь.

С. Давыдов. Фото из архива театра

Четыре клоуна-героя — флегматичный Сергея Давыдова (он же — Паганель, худрук театра), импозантный Максима Гамаюнова, боязливый Кирилла Васильева и совершенная звезда каждого выступления грозная клоунесса Ксении Ивановой — выразительно молчат на сцене. В них нет суетливости, они скупы в движениях, каждый жест и поворот головы проработан — но это не механистичность, скорее — внутреннее достоинство и спокойствие. Такое вот мастерство: сказать все, не произнеся ни слова. Но если бы вдруг заговорили, это был бы самый прекрасный белый стих.

Интригующее название «Лишь бы не было детей» напрямую к сюжету отношения не имеет. По легенде, на одном из показов у зрительницы начались роды, и когда думали над именем спектакля, то кто-то произнес фразу — «как угодно назовите, лишь бы не было детей». Название — еще и своеобразный намек зрителям на возрастной ценз, правда, не работающий в условиях уличного фестиваля, где все смотрят все, на что попадут. Это история сосуществования в одном пространстве нескольких людей — очень разных. Хотя вообразить себе в этой флегматичной вакханалии еще и детей — действительно будет вершинойабсурда.

Герои появляются на сцене в причудливом ретроавтомобиле из дерева. По тому, какое место в машине занимает тот или иной персонаж, уже можно сделать выводы относительно его положения в компании. Герой статного Гамаюнова за рулем, в окно пассажирского места лезут начесанные вихры Ивановой, Давыдов удобно разместился на крыше, а герой Васильева вылезает из-под капота.

Как такового сюжета здесь нет — каждый может в силу своего опыта придумать историю, в которой герои выполняют все эти действия. Они же просто существуют: каждый в своем образе, со своими привычками, в силу некоторых обстоятельств вынужденные существовать вместе в неуютном быте — чеховские сиротливые одиночки. При том что на сцене разворачивается трагедия за трагедией: и личная, и общественная, втягивающая публику в магическую медитативность. Мозаичность сцен создает ощущение ненаигранности происходящего. Этому неподдельному чувству «настоящего» — при всей якобы несуразности — способствует и импровизация, существующая наравне с отрепетированными номерами и фокусами.

Одна картина сменяет другую: в вихре абсурда клоуны то целомудренно оголяются, начиная с перчаток — и до трусов, то проплывают в пышных желтых юбках с веслами в руках, точно лебеди. Предметов на сцене почти нет, но каждое их появление — событие. Чего только стоит суета вокруг пианино: инструмент неопределимого цвета, весь в подтеках, манит каждого. Крышка от него превращается то в гроб, то в качели — достаточно просто переложить ее с плеч на стул.

Герой Гамаюнова — единственный, кто пытается использовать инструмент по назначению, предварительно эффектно откинув фалды фрака. Он же забрасывает наверх трогательного тихоню Васильева, который акробатическими штуками приводит публику в затаенное волнение, пытаясь удержать равновесие. Припереть же к стенке Гамаюнова в этой компании способна только героиня Ивановой. Клоунесса использует инструмент как повод для знакомства с мужчинами-зрителями — с присущей ей суровой манерой она штурмует толпу, выбирая самых мощных, кто поможет передвинуть инструмент. Особой надобности в этом нет, но надо же как-то коротать время в ожидании следующей погрузки в деревянный автомобиль.

«Лишь бы не было детей». Сцена из спектакля. Фото из архива театра

Можно еще, хватко вцепившись в свою бездонную сумку, сигналить красным флажком машинистам невидимых проходящих поездов. Эти флажки — важный символ и элемент реквизита «Микоса», если в «Авиаторах» ими определяют взлетный путь, то в «Лишь бы не было детей» героиня Ивановой, бессменная проводница, орудует ими на затерянных в бесконечных полях сознания станциях. Но и в ее сосредоточенном застывшем взгляде есть надежда, алый флажок — ориентир в нашем мутном пути.

На транспортное средство появление клоунов на сцене завязано и в «Авиаторах». Паганель въезжает в кабине самолета, который подталкивает сзади Гамаюнов. Возле невзлетевшего самолета и возится команда незадачливых растерянных пилотов — невозможность улететь воспринимается сегодня особенно остро.

В спектаклях четкой линией прослеживается серьезная рефлексия о самом жанре клоунады и связанных с ним стереотипах. В «Авиаторах» это откровенный стёб Паганеля над клоунскими штампами — неважно, как сработан номер, важно в финале насыпать побольше конфетти: на себя, зрителя, партнера — ярко и весело, а что еще надо?

Один из таких стереотипов — жонглирование, предполагается, что все клоуны им владеют. Гамаюнов с Давыдовым встают по центру и с невозмутимыми лицами синхронно стартуют. Гамаюнов легко подбрасывает три кегли и проворно ловит их, выражая абсолютное спокойствие. То же и на лице Давыдова, за тем лишь исключением, что свои два снаряда он крепко зажал в ладонях и лишь поднимает и опускает руки. Так они и стоят вдвоем — олицетворенное торжество мастерства и юмора. Усмотрев, что публика завороженно следит не за его махинациями, Паганель вовсе отталкивает коллегу к дальнему краю площадки и поворачивает того спиной к зрителям, а за ловкий ход не забывает наградить себя конфетти.

На подобном приеме построено еще несколько номеров спектакля: например, с парящей в воздухе лестницей, на которую виртуозно забирается Гамаюнов. Публика на этом моменте обычно напряженно затихает — стройный и сильный клоун дает своим видом понять, что лестницу эту видит впервые и как забираться на нее, не прислоненную к стене, не знает. Зрители охотно ведутся, упорно не веря, что он проделает трюк чисто и до конца. И тут же на контрасте Давыдов всем своим весом обрушивает лестницу на грудь партнера, будто тоже — впервые. Обманываться таким шуткам приятно.

Но все же главная интрига спектакля — полет. Флегматичный Паганель в финале пробует подняться в небо на самодельном дельтаплане из газет. И фокус удается. Склеенные хлипкие крылья поднимают не только грузного клоуна — в белоснежной вате пенных облаков оказываются все зрители. Такое вот чудо театра.

Не стоит ждать от «Микосов» драйва на разрыв: их энергия внутренняя, серьезного толка. В такой драматичной клоунаде зрители вместе с героями решают головоломки, кажется, вселенского масштаба. Интеллигентный вдумчивый юмор, очень взрослый по сути, что совсем не мешает зрителям всех возрастов хохотать над этими незадачливыми неторопливыми грустными клоунами. Всегда интригует, как смотрят эти спектакли дети — совершенно завороженно. Спектакли «Микоса» не для малышей и даже не для семейной публики, но клоунада, кажется, не имеет возраста. Здесь нет цветастых костюмов, красных носов, шариков в подарок, нет понятных враз шуток и прочих быстрорастворимых причуд, которыми в театре почему-то принято радовать детей. В этом важная сохраненная «Микосом» идея, еще из тех, прежних времен: цирк — про анализ и глубину размышления, а все это не имеет возраста. Полет мысли — может быть, единственное из доступных сейчас путешествий.

Август 2023 г.