Н. Гоголь. «Нос».
ТЮЗ им. А. А. Брянцева.
Режиссер Тимур Кулов, художник-постановщик Николь Кламперт

Петербург Николая Гоголя — город неестественного, мистического, иррационального бытия. Параллельная реальность, где русская широкая душа обязательно и неожиданно свернет в темный переулок подсознания с его алогичным и непостижимым стремлением к иллюзорности существования.

Петербург Тимура Кулова — город трагического разрыва с идеалом на слабо освещенных перекрестках судьбы. Матрица для фриковатых Нео, живущих в собственных мирах и неспособных быть хакерами своего будущего. Невидимым призраком укутывая героев в новую шинель, она лишь с легкостью распахивает бездонные объятия метафизического страха, растворяющего их жизни в полутемных углах своей мрачной мультивселенной. И иллюзорный стоицизм от бытового сюрреализма будет отделять лишь стойка бара (она же набережная Невы, она же стол главного редактора столичной, но при этом неважной газеты, она же дом Подточиной, она же полицейский участок), за которой на доске для меню мерцающим граффити проступит абрис знакомых крыш и куполов, рассеченных улицами разбитых фонарей.

На пересечении этих миражей и существует спектакль Тимура Кулова, который из анекдота об исчезновении носа у коллежского асессора Ковалева превращается в мрачную историю двух влюбленных молодых людей, лишь едва упомянутых у Гоголя, — невесты Ковалева, эффектной припанкованной девицы Подточиной (Анна Мигицко) и невзрачного бармена Потанчикова (Данила Лобов). Придумывая несуществующие и не прописанные автором паттерны поведения, они знакомятся, обнаруживают родство интересов и под загорающийся красный свет страсти дают волю своим чувствам, отчаянно танцуя на барной стойке, словно принюхиваясь друг к другу, под драйвовый хит «Creep» от Radiohead, ставший лейтмотивом всего спектакля. И в этом мощном посыле ощущается непокорность тех, кому здесь уже давно нет места, — людей, свободно чувствующих жизнь. Не держащих нос по ветру, не сующих его в чужие дела и не задирающих его выше своей головы. Однако и они, эти трагические любовники, пройдут через осознание собственной ничтожности в этом мире, а значит, сами останутся с носом.

А. Лебедь (Ковалев), Д. Ткаченко (Ковалев). Фото Т. Никишкиной

Но это будет уже в финале, когда на барной стойке останется лежать завернутый труп Подточиной, шагнувшей в Неву с моста, а пока все только начинается и двое следователей, сидя за длинной барной стойкой с низко нависающими лампами, разрезающей сцену по диагонали, разбирают невиданное доселе «Дело майора Ковалева». Каждая новая страница из этой ведомственной папки — новый свидетель загадочного происшествия, который возникает в воображении сыщиков, степенного, опытного Старшего полицейского (Виталий Кононов) и начинающего, бойкого Младшего полицейского (Илья Божедомов). Воображение, надо сказать, у блюстителей порядка стильное, петербургское — то серебристая корюшка забредет к ним в бар на пару шотов и уйдет в неизвестном направлении, то хромая гадалка (Василина Стрельникова) с Петром-вороном на плече будет донимать постояльцев питейного заведения, пока ее не выдворят за порог под непрекращающийся дождь. Впрочем, ничего удивительного здесь нет. Дело-то у полицейских тоже не простое — Нос неожиданно возомнил себя личностью, сбежал от Ковалева и в виде статского советника стал по Невскому прогуливаться.

Д. Лобов (Филипп Иванович Потанчиков), А. Мигицко (Подточина). Фото Т. Никишкиной

Собственно, отделившаяся от своего хозяина часть тела — и есть основной аттракцион как повести, так и спектакля. С той лишь разницей, что у Гоголя невероятное происшествие реализовано в поле бытового сюрреализма, где появление Носа, скажем, в Казанском соборе, событие, конечно, исключительное, но не пугающее окружающих, а у Тимура Кулова через экзистенциальную парадигму — Нос у него действительно отделился от лица Ковалева и стал отдельным персонажем, обнажив один из главных страхов героя — синдром самозванца. Вот кто он без носа в своем воображении теперь? Существо ничем не защищенное от общества — ни нос поворотить, ни табаку понюхать. А ведь ему будут предлагать, разъедая и без того чувствительную рану уязвленного самолюбия, и каждая поговорка про нос будет причинять Ковалеву болезненные ощущения от обиды на горькую несправедливость, приключившуюся с ним.

Д. Ткаченко (Ковалев). Фото Т. Никишкиной

Нужно отметить, что Гоголь в спектакле Тимура Кулова самый что ни на есть оригинальный, не утонувший в метаволнах постмодерна — самозванство Носа отражает самозванство самого Ковалева, который, как мы помним, находится в звании кавказского коллежского асессора, что означает приобретение титула без сдачи особенного экзамена и наличия университетского образования. Но именует он себя при этом «состоящим в майорском чине», что дает ему право первенства над обычными коллежскими асессорами. Одним словом, Ковалев — задирающий не по чину нос мелкий служащий, которого заботит лишь чувство собственной важности, выросшей через посредство сомнительных махинаций с табелем о рангах. А отсутствие носа лишает его теперь даже этих привилегий.

А. Лебедь (Ковалев), Н. Остриков (Редактор газеты). Фото Т. Никишкиной

Без носа Ковалев явно меняется как личность. Появившийся изначально в спектакле брутальным мачо (Дмитрий Ткаченко), намеревающимся выбить для себя солидную должность и обязательно жениться, он неожиданно преображается, буквально становится другим человеком и начинает прятаться в темных углах, носить шляпу, надвинутую на глаза, говорить, отвернувшись от собеседника, да и вообще прерывает всяческие сношения с обществом, в том числе и со своей невестой. Этот психологический кульбит Тимур Кулов остроумно решает через гендерное изменение героя — без носа Ковалев теряет свой мачизм и становится женоподобным пугливым маленьким человеком, сыгранным Анной Лебедь. Нос же остается за Дмитрием Ткаченко, который создает образ неприятного, мычащего, бомжеватого вида существа, от которого не то чтобы на другую сторону улицы перейдешь, а и вовсе убежишь, не оборачиваясь. В дальнейшем это разделение на мужское/женское еще понадобится режиссеру в финале, когда будет дан намек на естественное соединение Ковалева со своим Носом, чудовищем в лохмотьях с рыболовными крюками-якорями в ушах, перемазанным сажей и грязью, нечленораздельно мычащим и пьяно шатающимся из стороны в сторону. Собственно, именно так и выглядит зазнайство Ковалева, если рисовать его как некое абстрактное существо, — мерзко.

Д. Ткаченко (Ковалев). Фото Т. Никишкиной

Так же мерзко, как и череда выпуклых, гротескных типажей, проходящих перед мысленными взорами полицейских в баре. Вот стильная и стервозная штаб-офицерша Александра Григорьевна Подточина (Аделина Любская), никогда не упускающая случая повернуть ситуацию в свою пользу. Вот двигающийся словно на шарнирах с быстротой молнии, в атласном желтом развевающемся халате, накокаиненный Редактор газеты, отказывающий Ковалеву в размещении объявления; вот неразговорчивый и меланхоличный Доктор, отговаривающий Ковалева от операции; вот медлительный и очень мрачный Пристав, внезапно орущий на Ковалева за так и не съеденный завтрак (все трое — Никита Остриков). Как ни крути, перед нами галерея очень неприятных типов, с которыми уязвимому Ковалеву приходится пересекаться по необходимости. И что же он собой представляет? Жалкое, заискивающее существо, с рыскающим исподтишка по сторонам взглядом в поисках хоть какой-нибудь надежды на решение своего дела. Он, конечно, стоит своего Носа — такой же пустой и никчемный. Иногда его даже жалко.

Д. Ткаченко (Ковалев), Д. Лобов (Филипп Иванович Потанчиков). Фото Т. Никишкиной

Но главное не это. Соединяя разрозненные материалы фантастического дела, приключившегося «в северной столице нашего обширного государства», Тимур Кулов говорит в своем спектакле об очень важной материи сегодняшнего дня — утраченном чувстве близости одного человека с другим человеком, близости раскрепощающей, близости созидающей, близости, дарующей чувство свободы. Ведь что делает Ковалев, обретя свое сокровище? Он не меняется, не становится чутким или добрым, а снова превращается в не по чину задранный нос, вышагивающий по Невскому к дому Подточиной, лишая тем самым ее дочь надежды на вдруг забрезжившее перед ней счастливое будущее. Мираж это был. Иллюзия. Сны. А какое будущее может быть с таким чиновником, как Ковалев, который дальше своего носа ничего никогда не увидит? Ответа не требуется.

Сентябрь 2023 г.