Б. Барток. «Чудесный мандарин».
Мариинский театр.
Хореограф Юрий Посохов

А. Ретинский. «Дуо».
Фестиваль современной хореографии «Контекст. Диана Вишнева».
Хореограф Павел Глухов

Диана Вишнева с юности танцует то, что хочет, и там, где хочет. Если раньше к ней еще пытались приложить какие-то ограничения по амплуа (в Мариинке долго не давали станцевать «Лебединое озеро», она вышла — и ее экспрессионистский Лебедь хлестнул крылом почтенную публику, Лебедь был — как пощечина, как сражение, как торжество), то теперь все решения принадлежат только самой балерине. Этим летом она стала инициатором двух премьер. Первая — балет Белы Бартока «Чудесный мандарин» — появилась в Мариинском театре. Вторая — танцспектакль «Дуо» — в собственной антрепризе Вишневой, под флагом ее фестиваля «Контекст». Мировая премьера последнего состоялась в Петербурге на сцене БДТ, затем спектакль свозили в Москву — и обещают еще показывать по России.

К. Ким, Д. Вишнева в спектакле «Чудесный мандарин». Фото М. Вильчука, © Мариинский театр

Балет Бартока, впервые показанный в Кельне в 1926 году и запрещенный лично Аденауэром (который тогда был мэром этого города), и в СССР вызывал вопросы у органов государственной цензуры. Бог с ними, с диссонансами — к ним, конечно, тоже привязывались, но не так, как к либретто. История и впрямь диковата: главная героиня — проститутка, заманивающая к себе мужчин, которых бьют и грабят ее сообщники. Но вот после двух успешных ограблений веселая компания встречает некоего китайца, который вдруг оказывается бессмертным. Расшвыряв грабителей, он преследует девицу, ведомый яростным сексуальным возбуждением. Доводит ее до истерики — и умирает, получив единственный поцелуй. Понятно, что и Леонид Лавровский, поставивший балет в Большом в 1961 году под названием «Ночной город», и Май Мурдмаа, в 1977-м выпустившая премьеру в эйфмановской труппе, меняли и смягчали краски: речь шла не о буйном вожделении, но о внезапной чистой любви, настигшей Мандарина (у Лавровского он вовсе стал Юношей). Лишь Касаткина и Василёв в конце прошлого века в своем театре попробовали рассказать историю «как есть» — ну так они в пластике никогда ничего не боялись.

В этот раз «Чудесного мандарина» (название прижилось у нас в каком-то неадекватном переводе — ассоциации возникают скорее с новогодними сказками) поставил Юрий Посохов. Поставил в США семь лет назад — это был проект Кливлендского оркестра, сделанный вмести с Балетом Джоффри. Хореограф связал в один вечер балет Бартока и его знаменитую оперу «Замок герцога Синяя Борода». Поскольку изначально оркестр был заявлен как один из важных героев зрелища — он сидел на сцене, а для балетных и оперных артистов оставалась лишь полоска авансцены с минимумом декораций. Ровно в таком формате спектакль и был перенесен в Мариинский театр: «Чудесный мандарин» — специально для Дианы Вишневой, «Замок герцога Синяя Борода» — для баса Михаила Петренко.

«Чудесный мандарин». Сцена из спектакля. Фото М. Вильчука, © Мариинский театр

Итак, оркестр на сцене, перед ним — лишь условная рамка, то ли дверной, то ли оконный проем (в таких в Амстердаме красуются обитательницы квартала красных фонарей). В рамке — Диана Вишнева в однозначно вызывающем наряде. Из глубин оркестра по очереди выбираются два бедолаги, что польстятся на ее героиню, — они, оказывается, музыканты (Константин Зверев выходит со скрипкой, Александр Сергеев — с трубой). Трое громил моментально разделываются с ними — и тут наступает черед Мандарина (Кимин Ким). То стремление плоти, ту жажду обладать, что вела бартоковского героя, Посохов лишил каких-либо примитивных сексуальных жестов (ну, погладить там, схватить за интересное место). Для этого Мандарина обладание равно власти, и недаром пугается видавшая виды девица: Мандарин стремится к ней, как блистающий сталью выучки робот. Кимин Ким виртуозно воспроизводит сложные комбинации, которыми Посохов нафаршировал эту партию, а Вишнева в роли девицы не только точно прописывает в танце характер оторвы, что впервые попала в большие неприятности, но в пластике выращивает подспудную тайную жалость к персонажу — ту жалость, что, собственно, и позволяет ему на секунду подумать, что на свете есть что-то кроме элементарного траха, — и от чего у него рвется сердце.

«Чудесный мандарин». Сцена из спектакля. Фото М. Вильчука, © Мариинский театр

Помимо действительно выдающейся работы балерины, спектакль останется в истории и неким рекордом для Книги Гиннесса: дирижер в этот вечер присутствовал как бы на двух сценах одновременно. Вероятно, Валерию Гергиеву очень хотелось сыграть «Мандарина» (и получилось у него, надо сказать, божественно — грозно, ярко, на секунду — неожиданно нежно) — но не отменять же «Сказание о граде Китеже», что было запланировано на другой сцене? Он начал «Китеж» в шесть вечера; пришедшая к семи на «Мандарина» с «Замком» публика ждала его до половины восьмого. В антракте «Китежа» он прибежал, продирижировал «Мандарином» (у китежан был затянувшийся антракт) и снова убежал к волшебному озеру. На вахту по «Синей Бороде» заступил Кристиан Кнапп. По-моему, такого еще нигде в мире не было.

Д. Вишнева, К. Ким в спектакле «Чудесный мандарин». Фото Н. Разиной, © Мариинский театр

Вторая премьера Вишневой обошлась без такого экстрима — начали практически вовремя и никого не ждали. Вечер начался с музыки — первую часть представления обеспечивал ансамбль musicAeterna Folk. Алексей Ретинский создал партитуру, в которой древняя церковная музыка смешивалась с национальным плачем, — и в почти полной темноте одетые в черное певцы были едва различимы, от них оставался только голос. Будто вовсе нет плоти — только страдающая душа. В этой же тьме возникли две фигурки балерин: «Дуо» — это двойной бенефис, диалог на равных Дианы Вишневой и Дарьи Павленко.

Павел Глухов начал сочинять эту вещь еще до пандемии — тогда подразумевалось, что это будет небольшой дуэт для концертной сцены. За прошедшее время он вырос в полнометражную одноактовку и обрел законченную форму. По структуре довольно простую: диалог — два монолога — снова диалог. По сути — два ярких портрета ни в чем не похожих друг на друга мариинских балерин. Общего в биографиях — только Академия русского балета.

Д. Павленко, Д. Вишнева в спектакле «Дуо». Фото Ю. Михеевой

Страсть Вишневой попробовать все, взять все сцены мира, ошибаться, гореть, летать — и негромкое служение Павленко, путешествовавшей не так много, но превращавшей каждый свой выход в безупречное произведение искусства. У обеих еще — интерес к современной хореографии: Павленко как бы во второстепенной безымянной роли в «Ромео и Джульетте» Севагина—Богомолова вела дуэт с Лораном Илером («взрослые», что со стороны смотрят на безумства «детей») с той самой горькой легкостью, что столь многое спасала в этом любопытном, но несовершенном спектакле. А еще у Павленко был контракт с театром Пины Бауш — и это весьма сказалось на «Дуо».

Д. Павленко, Д. Вишнева в спектакле «Дуо». Фото Ю. Михеевой

Потому что Глухов создал именно портрет балерин — и слегка очерки балетной жизни. В первом дуэте речь идет о сестринстве, взаимоуважении, каждый жест — в помощь, каждый наклон головы — в добром согласии. Затем в монологах проявляются характеры — и в пластике Дианы Вишневой кричит Марта Грэм (чей «Лабиринт» балерина исполняла с точным чувством стиля и пониманием эмоций), а в пластике Павленко — течет мощь Пины Бауш. И в последнем дуэте идет яростная борьба за пространство, за влияние (вот просто кто ногу выше поставит — та и королева). Слетает шелуха хороших манер, чуть не начинается драка — сражение за сцену, за любовь публики. В финале — ни побед, ни поражений: осознание, что зрители боготворят их обеих, что сцены хватит и для той, и для другой. Лишь бы их как можно дольше хватало для сцены.

Сентябрь 2023 г.