АЛЕКСЕЙ КОРМИЛКИН В СПЕКТАКЛЕ «КОЗЛИНАЯ ПЕСНЬ»

Алексей Кормилкин в «Козлиной песни» — единственный не из КТМ, он — артист театра Романа Муромцева. Жуткий чудак Федор Соннов в «Шатунах», хитрый простачок Вечорка в «Про-сказках», гоповато-быдловатый муж/парень/солдат в «Жизни и приключениях сарая номер XII» и «Лесном колдовстве». Бесконечные масочные метаморфозы, безграничная стихия игры для Алексея Кормилкина органичны.

Как органичен ему и образ поэта: Кормилкин обладает субтильной фигурой, внешностью романтического юноши, непосредственной ребячливостью, рождающейся из любви к игре. Проскальзывающая в разных его героях нежная ранимость в роли Неизвестного поэта перерастает в трагикомический лиризм, густо окрашенный иронией.

А. Кормилкин в спектакле. Фото А. Коптяева

Абрис роли сделан Кормилки-ным нарочито искусственным. Не-известный поэт выглядит как поэт вполне известный: у него прическа и длинный кожаный плащ Виктора Цоя, его же жестикуляция (взятая будто из последних кадров «Ассы»). Кормилкин придумывает своему герою четкий пластический рисунок и, словно танцор, почти весь спектакль воспроизводит вариацию движений: полет плеч вверх-вниз, протянутая в сторону рука, запахивание плаща, резкие повороты головы. Неизвестный поэт появляется на сцене не со стихами своего прототипа-создателя Константина Вагинова (они прозвучат после), а со строками андеграундного музыканта Лехи Никонова из текста «Володарский мост». В Поэте—Кормилкине сразу задается эта образная сборность — манерный, экзальтированный декадент и резкий, панковый романтик. Ироничная пародийность внешней подачи не совпадает со способом читки — актер ритмично произносит остро-пронзительные стихи со слегка патетической интонацией, но чувственно и всерьез.

Намеренно угловатый, постоянно идущий вразрез и невпопад и без того разломленному миру Петербурга. Своими перфомансами самоубийства из пластикового пистолета, своими непристойными выходками, своей болезненно-нежной страстью с проституткой Лидой, в которой ему чудится лелеемый призрак мамы. Но при этом — духовное отражение, «петербургская пифия», свидетель и действующее лицо разрыва, отчаянный герой, лицо — от искусства, несмотря на свою насмешливо деланную театральность, вдыхающий живой воздух не-от-мирности в потерявший свою призрачную красоту Ленинград.

Неизвестный поэт не уехал, остался, чтобы делать свое дело — выражать ощущение времени, сохранять «храм Аполлона», ругать современность, летать в опьянении над городом, раскинув свои длинные подвижные руки, бродить по улицам, собирать и бросать камни, вглядываться в окна комодов, наставлять Троицына, женить Тептелкина, слушать немого Сентября… По-юношески колючий, капризный и немного отчужденный, во взаимодействии со всеми героями он сквозь отстраняющую насмешливость все равно выглядит ласковым и участливым. Даже с Марьей Петровной Далматовой, с которой он устраивает комический поединок «выражений любви» к Тептелкину (и вопреки своей ранимости и ревнивости даже уступает).

Тептелкин и Неизвестный поэт — необходимая неделимость Арлекина и Пьеро, дисгармоничное единство исследователя и творца, только в связке способных (еле-еле) удерживать распадающуюся целостность мира. Только вместе способных оправдать нелепое положение последних гуманистов города, стражей-сторожей, живых среди безжизненных статуй. Образ их мерцающей связности — чисто театральный: Алексей Кормилкин и Александр Худяков периодически меняются ролями и оборачиваются друг в друга, и уже Кормилкин становится Тептелкиным, а Худяков поэтом.

Шепелявый, кисельный, трогательный рохля-профессор Тептелкин, когда его играет Кормилкин, становится еще более маленьким, хилым, сильнее устремленным в мысль об искусстве, чем к Марье Петровне. А с Марьей Петровной делается пошловатым — он обладает от поэта взятой природной естественностью, которая в дедовых одеждах преобразуется в нелепую физическую страсть: сцена интимной близости между Марьей Петровной и Тептелкиным разыгрывается как клоунадный номер, в роли пассивной партнерши — «баба»-профессор. И делается сам себе противным и все окружающее уже не принимает: хнычет о запахе обезьян (в доме варят капусточку), с высоко поднятыми руками сетует на то, что у него нет никаких мыслей о возрождении, плачет от неизбежности одомашнивания.

Но в спектакле Муромцева, в отличие от романа Вагинова, Тептелкин отказывается от судьбы обывателя, а Неизвестный поэт остается безымянным, не утрачивает своего дара и действительно сходит с ума.

И именно Поэта—Кормилкина мы видим перед мигом «кончины сознания», перед схождением в «раскрывшуюся бездну» — романтического трепетного юношу, арлекинствующего Пьеро, решившего «унестись в свое детство». Перед смертью Поэтом уже будет торжественный Худяков, а после смерти из могилы Тептелкин достанет снова Поэта—Кормилкина — дубину-зомбака с глазами навыкат и черепом в руках (все же мертвые поэты не так привлекательны, как живые).

Судьба героев — сгореть, не предав себя и не сдавшись реальности, воскреснуть птичками, а артистов — играть из вечера в вечер «Козлиную песнь», силами живого искусства борясь с искусственной подменой культуры. «И видит он — вокруг него образуется воздушный снежный храм и он стоит над расщелиной».

Май 2024 г.