«Холопы». По мотивам пьесы П. П. Гнедича. БДТ им. Г. А. Товстоногова.
Режиссер Андрей Могучий, соавтор сценографического решения Александр Шишкин

Парадоксальный фокус «Холопов» — как спектакль о несвободе рождает ощущение свободы.

Спектакль-космос, полет по пространству российской истории. Кристально ясное высказывание развертывается в такой распахнуто-открытой форме, что воздуха для размышлений и чувствований остается безгранично много. Думаешь обо всем сразу: о монархии и анархии, о системе, о современном холопстве — конформизме и компромиссности, о молчании, о режиссерской честности, об актерской свободе, об отнимаемой жизни, о театре.

Андрей Могучий, как режиссер театра художника, занимается концептуальной визуализацией ощущений эпох — Павла I и нашей, похожих друг на друга не событийно, но «мыслями, живущими в головах». Объединяющее героев спектакля и зрителей обстоятельство — существование внутри творящейся большой истории. Мрачные и сложные времена, ставящие человека перед ежедневными экзистенциальными выборами, вечно терзаемая противоречиями Россия, не оставляющая в покое «просто» человека.

В. Дегтярь (Петр Мефодьевич Веточкин), А. Петров (Веденей). Фото С. Левшина

А пока развертываются «значительные» события переломных времен (в драме — последние дни правления Павла, в момент возникновения пьесы — революционный 1907 год, а у нас вот — пятый срок), пока господа заняты переворотами и заговорами, запертая в погребе, страдает посудомойка Глафира — единственный внутренне свободный человек, тайная дочь княжны. Слова, произнесенные окровавленной и грязной Глафирой — Юлией Марченко после того, как княжна спрашивает, что она может для нее сделать, звучат страшно: «Ничего мне не надо. А как бы годков двадцать назад…».

Сцена из спектакля. Фото С. Левшина

Из семейной хроники режиссер ткет эпическое полотно о судьбе России. Историческая пьеса Петра Гнедича — остроумная мелодрама, в которой крепостничество представлено как система тотального порабощения, условно разделяющая слуг и господ. Главная героиня, княжна Плавутина-Плавунцова, сочинила себе мнимый паралич, чтобы не кланяться императору. Одна концептуальная придумка Гнедича визуализирует вневременное состояние — выжидательного онемения, протестного молчания, замирания. Сюжет (которому почти точно следует режиссер) рассказывает о жизни дворянского дома накануне убийства Павла, в размеренное течение которой врывается бывший крепостной княжны с вестью о ее потерянной незаконной дочери, а затем полиция с вестью об аресте брата княжны.

Могучий вслед за Гнедичем придумывает свои надтекстовые концептуальные рамки. На сцене — монументальный срез старинного разрушающегося особняка. В его облезлых стенах играет нарочитый азиатский лаунж и стучит молоток, его ремонтируют нарочитые гастарбайтеры. Знакомая картина бесконечно тянущейся реставрации сгнившего особняка — судьба его или трагический снос, или томление в строительных лесах. Символ былого имперского величия, конечно, хотят выкупить предприимчивые китайцы.

Сцена из спектакля. Фото С. Левшина

Вторая рамка задается появлением из сундука карлика в императорском платье. Алексей Ингелевич исполняет роль «мысли об императоре Павле I, живущей в головах русского дворянства, чиновников и других жителей Петербурга 1801 года». Мысль неотрывно наблюдает за всем ходом спектакля из царской ложи. В «Трех толстяках» тоталитарные властители были невидимы глазу, подобно Большому Брату, они существовали только в виде идеи. В «Холопах» визуализация власти двояка: император может быть и представлением о нем, и им самим. Но в обоих случаях страх, испытываемый жителями Петербурга, непропорционален фигуре властителя.

Времена Павла I — Россия абсурдная. Эпоха строгости, мелочности, жестокости. Эпоха очевидной глупости (новых законов и правил) и безусловного подчинения. В конструкции спектакля эти черты переплетены: нескончаемый морок неволи раскрашивается ироническими перформансами, высвечивающими нелепицу происходящего.

Сцена из спектакля. Фото С. Левшина

Душная, сковывающая, чинная атмосфера царит и в доме Плавутиных-Плавунцовых даже по случаю дня рождения княжны и собачки Бьютьки. Центрирование вокруг одной точки — коляски с княжной, геометрическая выверенность движений воспитанниц-служанок (изящных девушек в черных платьях и белых воротничках, напоминающих гимназисток из «Губернатора») по диагоналям пространства, всегда дирижирующий действом мажордом.

Все герои представляют собой, может быть, грани холопства, может быть — варианты существования в иерархической системе. Вечные кандалы социальных ролей: можно приковать себя к креслу в попытке перехитрить придворную систему и тем самым стать заложницей домашнего трона, можно со слепым восторгом гордиться ролью раба, как Веденей, можно лицемерно прислуживаться, как Веточкин, можно говорить о свободе и продолжать делить людей на классы, как Lise, можно попытаться выйти из игры, уйти в отставку — и оказаться в ловушке невозможности отмены, как Александр. (Тревожная сцена с полицмейстером, ссылка из Петербурга в область за то, что он отказывается вновь перешивать офицерскую форму, наверное, воспринимается страшной из-за знакомой несоразмерности поступка и его последствий.)

ДВ. Реутов (князь Александр Павлович), В. Павлова (Lise). Фото С. Левшина

Еще один удивительный фокус спектакля: сочетание разных модусов актерского существования в едином ансамбле. За карикатурно-масочные номера отвечает «младшая» труппа БДТ: их образы строятся вокруг какой-то одной метко найденной черты. Княжна бросает племяннику «Как попрыгиваешь?», и Платон — Виктор Княжев буквально существует вприпрыжку. Воспитанница Агничка — Алена Кучкова — «вертлявая, суетливая», капризничает, со злым лицом отвешивая кривые реверансы. Щебечет, летает по сцене на вид легкомысленная, на поверку — по-женски умная Lise — Варвара Павлова. Артисты «старшей» труппы БДТ — Дмитрий Воробьев, Валерий Дегтярь, Анатолий Петров, Василий Реутов — существуют более сдержанно (хотя тоже ярко и иронично), более тонкими психологическими штрихами рисуя своих героев — заставшего революцию странника-резонера Перейденова, прислужника Веточкина, гордого лакея Веденея, интеллигента-конформиста князя Александра.

Д. Воробьев (Перейденов). Фото С. Левшина

Невероятное трагикомическое исполнение Мариной Игнатовой роли княжны наполняет мелодраматическую пьесу Гнедича (особенно в кульминации, когда княжна узнает, что ее дочь — холопка) трагической силой. Обретенная роль матери и обретенная вина — то, что заставляет героиню отбросить кандалы положения, спуститься с трона на землю, присев рядом с обессиленной Глафирой. Чувства, ощущение себя «просто» человеком делают героиню свободной. Это то, что способно обрушить стену особняка, закончить безумное правление, заставить выйти из онемения.

Ю. Ильина (Дуня), В. Княжев (князь Платон). Фото С. Левшина

Героиня Игнатовой в спектакле проходит тот путь, который каждый раз на сцене БДТ в другой постановке Могучего проходит андреевский Губернатор. Путь к очеловечиванию, к выходу из рамок роли-функции. В «Холопах» проводника княжны Перейденова играет Дмитрий Воробьев — исполнитель роли Губернатора. Этот метадраматический момент кажется важным, потому что на протяжении длинного и беспросветного спектакля возникает ощущение, что абсолютная свобода искрится где-то между Игнатовой и княжной, между Воробьевым и Перейденовым, между Реутовым и Александром, между… и так далее. Не в той России и не в этой, а между — в пространстве театра, где артисты и зрители находятся, думается, в самой свободной роли — артистов и зрителей.

Май 2024 г.