«Моя эстонская бабушка». Ю. Ауг.
Vaba Lava (Таллин — Нарва).
Режиссер Юлия Ауг, художник Полина Гречко

Русскоязычный город Нарва в Эстонии — место спящее, с полупустыми улицами в будни и праздники. «Полуанклав», граничащий с Ивангородом, но психологически отделенный от него — это с одной стороны. При этом не ассимилирующийся с Эстонией, это — с другой. Нарва стоит в Европе, но в ее Городском совете — исключительно русские люди, причем, кажется, 8 из 20 находятся под следствием. Нарва, как рассказали, могла бы в этом году претендовать на статус будущей культурной столицы и получить большие европейские вливания, стать туристическим центром и возродиться вместе со своей знаменитой крепостью. Но чтобы получить миллионы, надо затратить на проект двести тысяч. А зачем?..

Нарва, очередной раз упускающая свою историческую возможность, напоминает мне уездный город из горьковских «Варваров», в сонную тишь серых пятиэтажек которого в прошлом году пришли «Черкун и Цыганов». В нашем сюжете это Мерт Меос и Алан Калдоя, и они меньше чем за год построили на месте бывшего завода, где когда-то работали отец Алана и мама Юлии Ауг, прекрасное театральное здание Открытой сцены — Vaba Lava. Построили за деньги, на которые в России не построить даже детский сад. Но они, основатели таллинской Vaba Lava, успешно работающей уже несколько лет, захотели, чтобы в Нарве осуществлялись проекты, интересные как Эстонии, так и русскому населению. Нарвская Vaba Lava открылась в декабре спектаклем-билингвой «Транзит. Остановите музыку», дальше вышел спектакль «Не удивляйся, если придут поджигать твой дом», а недавно состоялась премьера двуязычного спектакля «Моя эстонская бабушка».

Ю. Кальюсте (Бабушка), Г. Раудсеп (Кеслер).
Фото — архив театра.

Нарва всегда была пограничьем, здесь решались исторические судьбы России. Если бы Петр I отвоевал Нарву и с нею выход к морю, — нам не пришлось бы страдать в петербургском болоте, нужда в новой столице отпала бы… Если бы эстонцы поддержали поход Юденича на Петроград и не отстали по дороге, потому что независимость была для них важнее (а победа Юденича могла вернуть Эстонию в пределы империи), — совместная армия могла бы легко взять плохо защищенный в тот момент Петроград, и советская власть не состоялась бы… Но эстонцы на Питер не пошли (вот кто виноват в наших 70-летних бедах!), Юденич был разгромлен, на Нарвском кладбище лежат тысячи его солдат, умерших тут от ран и тифа, а Эстония потом два десятилетия была независимой.

Именно перекресток различных историй — больших и малых — есть суть сюжета спектакля Юлии Ауг. Здесь равно важны и события Первой мировой и гражданской — и события личной жизни Ксении Клеттенберг, эстонской бабушки Юлии, вернувшейся в Нарву после ссылки уже после того, как советская авиация насмерть разбомбила в конце Второй мировой красивейший барочный город, уже покинутый фашистами. Она, Ксения Клеттенберг, с взрослым сыном вернулась в 1965 году в советский мир тех самых серых пятиэтажек (как раз напротив завода, где теперь Открытая сцена), в одной из которых родилась ее внучка Юля.

Документальный спектакль об истории семьи имеет дополнительный (и часто выходящий на первый план) мотив. Это история эстонского гражданства, которого Юлю лишили в 2011 году, хотя ее бабушке и деду дали его в независимой Эстонии-1918, а Ауг получила его по натурализации в 1994-м. Но в то же время здесь речь — о другом: о праве на внутреннее гражданство, на владение тем внутренним гражданством и чувством родины, которое до восьми лет давала Юле бабушка. Тема для Эстонии важная, больная, спектакль вызывает горячий отклик в выступлениях людей после премьеры, в зрительских письмах. «Это моя история». — «У меня так же». — «Меня не лишали гражданства, но я также знаю историю своей семьи, где была и революция, и репрессии».

М. Похла (Она).
Фото — архив театра.

Героиню спектакля играет прекрасная актриса Миртель Похла — та, что почти пятнадцать лет (как и партнерствующий с нею Герт Раудсеп) была актрисой театра № 099, так что знает толк в социальной прямоте, сценической строгой самоотдаче. У нее такие же, как у самой Ауг, светлые прямые волосы, она нервна с первых минут, когда корреспондент делает интервью с ее героиней. Ауг берет документальный ход «от первого лица», Похла присваивает это лицо и начинает говорить об утраченном гражданстве…

Каждый, кроме нее, играет по несколько ролей в функциональной светлой декорации, где есть и видеопроекция, и семейные фотографии, где вычерчиваются, как в детской книжке, картинки. Бабушка, вся в белом, сыграна Юлле Кальюсте в эстетике советского ТЮЗа: блузка, узел волос, белый платок на плечах… Еще более тюзовской выглядит в сценических снах героини она сама, девочка (Лаура Кукк). Но радость детства, когда они пускают с бабушкой самолетики («самолет, самолет, забери меня в полет»), вступает в драматический конфликт с историей.

Пока идет Первая мировая и бабушка Ксения работает в Петрограде сестрой милосердия, врачует раненых, — нет никаких вопросов. Но дальше начинаются перекрестки: вернувшись в Нарву, она и ее будущий муж Оскар Ауг, а также красавчик Адольф Кеслер (есть унесенная бабушкой в могилу тайна — не он ли отец Артура, старшего сына и отца Юли Ауг) стали членами Эстляндской коммуны 1918 года. В спектакле коммунары репетируют какую-то агитку, параллельно решая личные проблемы — кто кого обнимет, — а на деле Коммуна за недолгое время расстреляла 500 человек, и отъезд в Петербург для Оскара Ауга был вполне вынужденным бегством. Для Ксении тоже: она была коммунарка и она была беременна.

История работы над спектаклем для самой Юлии Ауг открывала шкафы, в которых стояли не только книжки детства Энно Рауда про Муфту и Полботинка и сюжет о расстрелянном в 1938 году дедушке Оскаре, но и неизвестные раньше скелеты. Репрессированный Оскар Ауг, работавший на руководящих должностях в Питере, был, оказывается, в 1920-е годы «особистом». Сколько расстрельных приговоров подписал он, пока не расстреляли его? Знала ли об этом бабушка, сосланная как жена врага народа? Знал ли что-то конкретное о своем отце Артур Ауг? Героине Миртель Похла достались восемь лет общения со всегда хорошо одетой красавицей-бабушкой, эстонские сказки — и мучения социальной и национальной идентификации на перекрестке историй. И она страстно и искренне пытается рассказать, совместить, понять. Но что можно понять в нашей истории, и в истории вообще, если за ХХ век была уничтожена сама Нарва, скрыты реальные биографии? Если нет ни правых, ни виноватых, а есть только чувство детства и родины? А в них была эстонская (шведка по рождению) бабушка, говорившая Юле про эстонский язык: «Тебе не пригодится». Бабушка была неправа, теперь эстонский язык очень пригодился бы известной актрисе Юлии Ауг.

Ю. Кальюсте (Бабушка), Л. Кукк (Девочка).
Фото — архив театра.

И хотя у меня никто не отнимал гражданства, я думаю на этом спектакле о своем дедушке — городском голове Новосибирска, которого советская власть выселила из дома вместе с десятью детьми. И моя мама попала в этот дом, потому что там уже был Детский дом, и она, пионерка, шефствовала над ним и с любопытством разглядывала комнаты, где родилась. И — наступи реституция — у меня тоже было бы право на собственность предков и малую родину. Здесь только начни сводить счеты…

Интонация спектакля именно такова: не уподобляться ни коммунарам, ни сегодняшней судебной эстонской власти (предки были гражданами — и у Ауг есть права на гражданство). Пьяные матросы, которых боялась Ксения, и ивангородская гопота, от которой убегает Юлия, — близнецы-братья из разных эпох на свалке нашей общей истории. Не отдельной. Общей. В которой эстонцы не поддержали Юденича, латышские стрелки шли в авангарде революции, а советская авиация стерла с лица земли барочный город на берегу реки Нарвы.

Этот «полуанклав», третий по численности город Эстонии, дремлет сегодня на берегу Нарвы. Спектакль хочет разбудить его, внушив любовь к родному пепелищу и отеческим гробам. Документальный спектакль, в котором Юлия Ауг проходит собственный путь раскопок и находок, — это такая театральная анкета для «эстонского паспорта», которого у нее нет. Нет, по сути, «Моя эстонская бабушка» и есть настоящий эстонский паспорт: и буржуазного периода, и советского, и нынешнего.