Фестиваль «Прямая речь», что с 25 июня по 1 июля проходит в кировском «Театре на Спасской» не зря позиционируют именно как театрально-драматургический проект. Это действительно «проект» в своем главном значении уникальной деятельности, в данном случае — деятельности, ранее городу Кирову не слишком знакомой.
Впрочем, начну по порядку. Казалось бы — открытие фестиваля — известно, что такое. Это когда на сцену, излучая оптимизм, поочередно поднимаются разнообразные первые лица города и распыляют слова, дающие зрителям иллюзию глубокой торжественности происходящего. Так вот. Со сцены «Театра на Спасской» 25 июня слов не распыляли. Открытие было скорее номинальным. Перед началом премьерного и, пожалуй, главного для Кирова спектакля «Так-то да» к зрителям вышли три буднично одетых человека: Борис Павлович (режиссер и худрук театра), Елена Ковальская (куратор программы Russian Case фестиваля «Золотая маска», арт-директор фестиваля «Любимовка», обозреватель журнала «Афиша», благодаря которой возникла идея этого спектакля), и глава департамента культуры Кировской области Владимир Микрюков. Ковальская рассказала о том, как шел процесс создания постановки, зачем она возникла и почему необходима. Павлович пытался предотвратить отождествление героев спектакля с их реальными прототипами, в достаточном количестве имеющимися в зале. Ну, и глава департамента тоже, конечно, что-то говорил.
Спектакль «Так-то да» Бориса Павловича был представлен зрителю как doc. Если кто не знает, еще летом 2009 года драматурги Александр Родионов, Саша Денисова, Максим Курочкин, Любовь Мульменко ездили по Вятке с диктофонами, на которые записывали прямую речь кировчан. После из этих разговоров возникло четыре мини-пьесы. Эти пьесы, показанные год назад под завязку лаборатории «Живому театру — живого автора», взбудоражили и зрительный зал, и СМИ. В марте 2010 года рабочую версию «Так-то да» показывали в Москве на «Маске-плюс» (внеконкурсная программа «Золотой Маски»).
Пьесы, из которых скроено «Так-то да» (междометие это, к слову — ключевой, незаменимый и общеупотребительный оборот кировчан, выразить которым можно все, что угодно) — очень разные, непересекающиеся, но все вместе они дают необходимую палитру для восприятия целостной картины города.
Надо сказать, что к вербатиму спектакль не имеет никакого отношения. Документальность в театре по определению весьма условна. Но то, что мы традиционно понимаем под doc с «Так-то да» никак не соотносится. Эстетика спектакля вполне привычная. Одно то, что действие происходит на большой сцене, многое говорит о манере подачи материала. В общий контекстуальный ряд фестиваля спектакль не вписывается, поскольку в рамках проекта зрителей ожидают спектакли «Рыдания» (Театр «Практика», реж. Виктор Рыжаков), «Док-тор» (Театр. doc, реж. Владимир Панков), «Павлик — мой Бог» (театр им. Йозефа Бойса, реж. Евгений Григорьев), показы документальных фильмов (например, «Охота за ворота», «Благие намерения» реж. Натальи Мещаниновой) и другие.
Первую часть спектакля я бы и вовсе назвала нарочито театральной. Состоит она из двух пьес «Что это за улица и куда она ведет?» Родионова и «Женщины капитана Грина» Денисовой. Главная героиня Родионова — провинциальная готка, у которой все очень неопределенно с парнем (не понятно «встречаются они — или так»). В новелле «Женщины капитана Грина» всех персонажей роднит образ неприкаянного писателя. Собственная нескладная жизнь женщин рифмуется с жизнью чудака Грина. Актеры играют пародийно, шаржировано (вспомнить хотя бы уморительных готок). Но основа действия здесь, безусловно, текст. Ситуации первых двух историй «Так-то да» предельно условны. Они созданы единственно ради центрального монолога, в котором транслируется основная мысль драматурга.
Фото — Ана Агапова
Определенная условность задана и в оформлении. Пространство спектакля — нарисованный город. На белом фоне черным маркером — нарочито примитивные рисунки, такие, какие обычно рисуешь на полях в тетрадке, сидя на скучной лекции. Только здесь это виды города Кирова. На экране-заднике художник (Елена Авинова) постоянно обновляет пейзажи: чертит, стирает, снова что-то вырисовывает… (вам тоже пришли на ум ассоциации с «Изотовым» Могучего?). Так попадаешь в мир художника, создаваемый прямо на твоих глазах. Здесь и сейчас. И в этом есть смысл, пересекающийся с замыслом всей постановки — осознать себя в этом месте, во времени, в котором ты живешь. Рекламные щиты, мониторы телевизоров и пр. сегодня мастерски научились маскировать реальность. Спектакль «Так-то да» — попытка противостоять навязываемому нам представлению о действительности.
После антракта на спектакле испытываешь другие ощущения. И не потому, что выпил кофейку в буфете. Вторая часть качественно отличается. Вначале — ироничная зарисовка «Краеведы» от Курочкина, в которой драматург называет персонажа своим именем и наделяет его своей же профессией. Герой Курочкин — так же, как и все жители большого города, невротик, он ненавидит людей и общается с миром при помощи GSP-навигатора. Техника написания пьес поставлена на поток и невозможна без гаджета. Только на Вятке устройство дает сбой: города Кирова в принципе не существует на карте навигатора.
В «Детях аммиака» Любы Мульменко удивительно точным образом уловлены сегодняшний язык и манера речи. Наверное, поэтому здесь больше, чем во всех остальных новеллах «Так-то да» происходит то самое узнавание при обобщении, ради которого вообще существует искусство. Герои «Детей» — три паренька из Кирово-Чепецка, матерщинники из работяг —проводят альтернативную экскурсию по городу со свойственным сегодня русским людям экзистенциальным приятием действительности такой, какая она есть. У этих троих них нет ни надежд, ни целей, ни иллюзий, но они не перекладывают ответственность за происходящее на кого-то еще. На первый взгляд, уровень сознания этой гоп-компании очень узок, но с другой стороны, на такую самоиронию и рефлексию способен только думающий человек. Эти дурацкие, в чем-то сэленджеровские персонажи по-своему трогательны и обаятельны в том, что неосознанно бунтуют против творящегося вокруг. Вообще, в «Детях аммиака» есть нечто, что выводит сюжет за рамки презентации только Кирова. В этом тексте я узнаю не просто город — страну (ту, что за МКАДом) в целом, чувствую это время и вижу современного героя.
Понятно, что для адекватного восприятия современных спектаклей зрителю необходима некая система координат. Этот контекст фестиваль «Прямая речь» и пытается предоставить. Показы обсуждаются, в дискуссиях принимают участие создатели спектаклей. Также режиссеры-участники фестиваля проведут для актеров кировского театра серию мастер-классов.
Согласна с автором по поводу «Детей аммиака». Я думаю, это заслуга Бориса Павловича. То, что вышло «за пределы территории» на некое художественное обобщение. Я бы даже сказала за саму реальность, в некое иное пространство. От уличного жаргона в «чёрную дыру», в космос. По поводу текстов. У Родионова очень рыхлый материал, не собирающийся во что-то цельное. Готка, вернее, готки — самое запоминающееся. Очень смешные девчонки. Но там ещё биржа труда и то, и сё… Больше мне понравились дамы (драматурги) — Денисова и Мульменко. А то, что публика смеялась над тем, что, возможно, только ей понятно, так это же естественно. Я, например, оценила подборку (текст самого Павловича) из местной газеты. Это же уму непостижимо, что реально пишут. Примерно так звучала одна из статей — кировчане снялись в «Стилягах», и потом подробное описание как их можно разглядеть по цвету кофточки в 25 ряду слева. Такие фишки понятны лишь тем, кто здесь живёт. Но убей меня бог, какое этот спектакль имеет отношение к театру doc. — я не знаю. Да, записали тексты с диктофоном, но потом всё равно с ними работали и из них создавали некую иную реальность, почти сказочную (кстати, где-то Борис и говорил, что в сущности, он сказочник). Если это и сказка, то не депрессивная, и не злая. А за Фестиваль — всем спасибо. Пишу утром, могу наделать ошибок.
Думаю, приставка «док», напоминающая скорее расширение файла, нежели жанровую аккредитацию, имеет отношение к идеологической установке, а не к форме или технологии спектакля.
Документальный спектакль — значит, «основанный на реальных событиях». В кино эта маркировка, как известно, поднимает показатель сборов. В театре — заставляет вернуться к тому простому тезису, что театр во все времена отражал окружающую действительность. Аллегорически, иронически, символически, в рамках господствующей эстетики — но всегда на материале самой действительности. Эсхил написал «Персов», Гоголь — «Ревизора», масочники commedia dell’arte и вовсе импровизировали на сиюминтуные темы. Конечно, предметом изображения иногда становились и похождения богов, и исторические хроники, но так или иначе театр все равно возвращался к отражению современности — буквальной, узнаваемой, детализованной.
Сегодняшний театральный процесс явно перекосило в сторону косвенного изображения действительности через интерпретацию классических текстов. Обращение театра к диктофону носит в первую очередь терапевтический характер. Чтобы не забывать, что театр — это не только «душевная сауна», но и важный социальный институт. Безусловно, установка на документальность — это игровая, провокационная ситуация. Актеры, режиссеры провоцируют себя проверить, насколько они слышат интонацию времени. В конце концов, это возвращение к азам изучения професии, когда основное упражнение — «наблюдения». Да, наблюдения нужны для того, чтобы потом сыграть Гамлета. Да, гениальный актер наблюдает ежесекундно. Но большинству современных репертуарных театров подобная «документальная», лабораторная дефибрилляция — очень своевременная припарка. Мне лично она пришлась очень кстати.
Ну а на выходе можно уже и сказки, и поэмы в прозе создавать. Искусство — всегда
искусство, результат артикуляции чувства знаками и образами.