Поставленная Юрием Цуркану премьера «Вишневого сада» в «Русской антрепризе» имени Андрея Миронова сыграна актерами легко и без нарочитого трагизма.

«Русская антреприза» с завидным упорством продолжает отдавать дань классике, попутно творя постановочные чудеса. Посвященный Георгию Александровичу Товстоногову густонаселенный «Вишневый сад», уместившись на миниатюрной сцене театрика на Петроградской, доказал правоту великого режиссера, утверждавшего: не имея актрисы на роль Раневской, о постановке этой пьесы нечего и помышлять. В «Русской антрепризе» Раневская есть — это «многопрофильная» Нелли Попова. Впрочем, здесь «есть» и все прочие персонажи истории про избыточную легкость бытия в атмосфере абстрактной любви, не имеющей практического приложения (недаром же Чехов награждает именем Любовь и саму Раневскую): любовь — плохая помещица, как ни крути, одними словами делу не поможешь…

С явления публике деятельно-говорливого мужичка Лопахина (Василий Щипицын), намаявшегося в трудах до того, что, засыпая, не чует раскаленного воска свечи, оплывающей ему на руку, и до последнего вздоха беспокойно-безропотного интеллигента Фирса (Эрнст Романов), растратившего жизнь на заботы о никчемных людях, нанесших ему смертельную обиду, постановка легка и правдоподобна, а потому, несмотря на ироничную режиссерскую интонацию, трагична, как и сама жизнь. Подчеркнутой значимости здесь нет ни у одного героя, ни один актер не «тянет на себя одеяло» в игре. Гаев (Дмитрий Воробьев) умудряется ненавидеть Лопахина хоть и истово, но тихо, не раздражая никого ненавистью (даже знаменитый монолог про «многоуважаемый шкаф» произносится им исключительно ради ненавистного мужика). Лакей Яша (Ярослав Воронцов) не выглядит напыщенным глупцом, «холуйским барином»: он всего лишь слабый человек, один из многих, считающих, что жизнь за границей — рай, а на родной земле трава не расти — и девушку-то обидеть не грехом будет.

Симеонов-Пищик (Олег Куликович) заставляет вспомнить образное выражение Юрия Олеши про сырое тесто: он рыхл и безмятежен, даже к деньгам, якобы главенствующим в его жизни, он на деле равнодушен, а единственными его талантами «по Цуркану» становятся непосредственная доброта и щедрость. Епиходов (Николай Данилов или Аркадий Коваль) — нелепейшее существо, само нагнетаюшее свою нелепость. Разница в игре актеров решается «масштабом личности»: Данилов невелик ростом, а оттого его Епиходов старается быть еще незаметнее, а герой Коваля, зная, что своими размерами несомненно являет постоянную кому-то помеху, словно стыдится своего роста, своих широких плеч в сочетании с детсадовской неловкостью. Деловита и строга Варя в исполнении Ольги Семеновой: старшая дочь Раневской получается чеховским вариантом self-made women — снаружи черствая корка, а внутри все то же — мягкое, женское, болевое.

Удивительна Шарлотта (Ксения Каталымова): для создания сильнейшего, чуть ли не решающего для понимания спектакля образа, актриса использует забытую, а кому-то и вовсе неизвестную интонационную манеру актрисы Лидии Сухаревской. Каталымова точна в повторении звукоряда голоса, пленявшего целое поколение, но не избыточна. Нарочитая детскость, незащищенность юродивой Шарлотты без роду и племени, Шарлотты, ищущей себя и место себе в «вишневой усадьбе», трогательны и притягательны. В финале героиня Каталымовой словно растворяется в доме, превращаясь в один из множества фотографических портретов, составляющих стены, а точнее — память родового имения Раневской (художник Владимир Фирер). Шарлотта не покидает вишневого сада со своей благодетельницей, она остается в нем вместе с Фирсом, и ее тоже не хватится никто (хотя знаком ее пропажи можно считать пустой чемодан, что внезапно раскроется в Яшиных руках): оба они, в отличие от предавших дом прежних хозяев, неотъемлемая часть этого «дворянского гнезда».

Режиссерская тактика Цуркану ясна: почти не выходя за рамки, очерченные Чеховым, он лепит «Вишневый сад» за счет подробных образов, характеров, а порой даже подробной бесхарактерности персонажей. Яркой «придумкой» смотрится только попытка самоубийства неврастеничной Раневской — Поповой, после известия о продаже сада сплетающей жгутом белые занавеси и пытающейся на нем повеситься. Попытка не удастся: не менее бездеятельная, чем мать, Аня (Мария Калашникова) совершит единственный за всю историю поступок — спасет ее, вынув из импровизированной петли.

Кстати, некогда многозначительно муссировавшаяся режиссерами тема новой жизни, в которую уходят из вишневого сада Аня и Петя (Владимир Крылов), подается Цуркану с насмешкою: мол, вы что ни назовите новой жизнью, а пока работать не научитесь, все будет по-старому. Актуально, вы не находите?