Спектакль «Медея. Эпизоды», премьеру которого режиссер Джулиано Ди Капуа представил на сцене Центра современного искусства им. Сергея Курехина, на афишах обозначен как «зонг-опера». Слово «опера» намекает на то, что артисты будут петь и оркестр звучать. Зонгами обычно называют сатирические злободневные песни и баллады. И древняя трагедия про сгоревший дотла город стала поводом высказаться на животрепещущие темы под музыку.

На этот раз с оперным размахом и панк-роковым драйвом разыгрываются события древнегреческого мифа. Вместо фанфар звучат гитарные рифы, пустуют места хористов, исповедь героини заглушает шумный рок-н-ролл, но трагический смысл не меняется. Спектакль — одновременно исповедь разъяренной колхидской царицы и плач сошедшей с ума матери, потерявшей сыновей на войнах ХХ века. Смотреть и слушать страшно.

Так же как трудно вспомнить сон, этот спектакль не получится описать по эпизодам. Память высвечивает крупным планом лишь отдельные детали, фразы и действия. В зале пахнет керосином, героиня в подвенечном наряде омывает лицо и руки красноватой жидкостью и наполняет до краев чаши собравшихся за длинным столом. Тайная вечеря. Обряд крещения. Приглашение на казнь.

Мастер превращать в символы предметы и вещи, художник Павел Семченко, следуя творческому кредо родного театра АХЕ, к мелочам относится с особым вниманием. Абсурд прячет в сущих пустяках, которые при пересказе выглядят нелепо. Например, старцы с бородами из веревок (смешно сказать, да страшно смотреть!) пропускают свои бороды через мясорубки. Война ведь тоже мясорубка.

Актриса Илона Маркарова — Медея то и дело срывается на крик или затягивает грустную грузинскую песню о братской любви и святой верности. Монологи произносит, будто от сердца куски отрывает. И тяжелый «неряшливый» рок, который на сцене исполняют питерские группы «П. Т. В. П» и Uniquetunes, пожалуй, адекватный способ озвучить такую истовую скорбь. В спектакле все навзрыд. Стихотворные строки, стилизованные поэтом-хулиганом Лехой Никоновым под древнегреческий эпос, — бескомпромиссный манифест отверженной. А весь этот панк-рок и «мусорная эстетика», повторяющиеся мотивы кровожадного пира и огненного зарева служат лишь фоном этого манифеста.

Языческий ритуал чередуется с кадрами из фильма «Цвет граната» Сергея Параджанова, панк-рок — с грузинскими мелодиями, спетыми под аккомпанемент саксофонного трио, высокий слог — с молодежным жаргоном.

Для Илоны Маркаровой, грузинки по рождению, важен тот факт, что Медея — эмигрантка из Колхиды (Западная Грузия), ее соотечественница, которую сначала обласкали, потом предали и обрекли ее детей на гибель. Когда героиня произносит решительно: «Пусть расколется жизнь пополам, я веду своих мальчиков в храм» — под залпы игрушечных пулеметов, кажется, она берет на себя ответственность за всех погибших в неравном бою.

Из жутковатых и трагичных моментов состоит весь спектакль. К тому же на протяжении всего действа зрителя подстерегают раздражающие факторы: от запаха керосина подташнивает, от намеков на каннибализм тоже мутит, громкая музыка слух не ласкает, тексты монолога и вовсе убеждают в «безысходности сущего», даже мастерски сделанная анимация на фоне вышесказанного действует на нервы. Но завораживает восточный колорит, равно близкий и жертве и палачам.

В финале восходит кроваво-красное солнце, освещая две высокие конструкции из коробок (одинаковые, как башни-близнецы). Рассвет наступил, начался новый день — без войны и пожаров. Тогда чувствуешь облегчение, которое бывает, когда просыпаешься после ночного кошмара. Неожиданно «Медея. Эпизоды» вместо трэшевой рок-оперы, которую ожидали многие, направляясь на премьеру, оказалась испытанием для души.