В Театре на Васильевском состоялась премьера пьесы Татьяны Москвиной «Проклятая любовь». Поставил спектакль главный режиссер театра Владимир Туманов, который знает толк в современной драматургии. Много лет с заслуженным успехом здесь идет его «Таня-Таня» по пьесе Оли Мухиной, среди его любимых авторов Нина Садур и Алексей Казанцев. Понятно, почему в избранную компанию вписалась Москвина. Режиссер тяготеет к тем писателям, которые дают пищу уму и сердцу зрителей, предоставляя актерам и режиссерам раздолье для фантазии.

Татьяна Москвина умеет выбрать точное название как для своих статей, так и для пьес. «Проклятая любовь», с одной стороны, весьма завлекательно для афиши. С другой стороны, как ни ставь ударение, попадешь в точку: речь идет о любви-напасти — всепоглощающей, неотвязной, пробивающей преграды, и о любви-разлучнице — обреченной, безнадежной, трагической.

Начинается эта история весьма игриво. Шальной роман-танец в ритмах знойного танго. Если бы не декорация, напоминающая о времени действия — окаменевшие куски черных лагерных телогреек, можно было бы решить, что это легкий курортный романчик. Посреди сцены большое кожаное кресло. Из казенного быта 1930-х. Пара влюбленных ведет веселую игру: кто первый займет место. Кресло годится и для двоих — пока длится безумие любви, пока объятия сильнее рассудка. Но в какой-то момент кресло пустеет. Герой окажется в Сибири, а героиня будет писать ему из Москвы, обивая высокие пороги, чтобы вызволить любимого человека из ссылки.

Пьеса основана на реальной переписке двух известных в нашей стране людей. Эпистолярный роман опубликован в середине 1990-х, еще при жизни героини — Ангелины Степановой. Народная артистка СССР, Герой Социалистического Труда, женщина, каждый из многочисленных браков которой был незауряден, — она предпочитала любви театр. Недолгий роман с Николаем Эрдманом исключение и, надо полагать, переломный момент. Если верить письмам. А им стоит довериться, поскольку каждый из героев до конца жизни не расставался с пожелтевшими страничками.

Вглядываясь в персонажей спектакля, невольно прикидываешь: похож — не похож? Татьяна Калашникова — длинноногая, стройная и гибкая, с античным профилем и твердым взглядом — на Ангелину Степанову очень похожа. В этой молодой женщине проглядывают сила характера, ум и судьба. Михаил Николаев, наверное, не задавался целью походить на прототипа. Талантливый, бесшабашный, остроумный драматург Николай Эрдман выглядел иначе, был менее презентабельным, сильно заикался. Его любили женщины и терпеть не могло партийное начальство. Мало кто помнит его по имени, но реплики, скажем, из «Веселых ребят», «Волги-Волги» или «Самоубийцы» у всех на слуху. Герою спектакля амплуа эстрадного рифмоплета явно ближе, чем крест вечно запрещенного автора с клеймом антисоветчика и неудачника. Хотя несходство эстетических платформ прорисовано артистом достаточно четко. Стоит любимой задеть его писательское самолюбие, как он буквально вскипает от злости. Понятно, что в одном кресле им не усидеть.

При этом Эрдман Михаила Николаева обаятелен, отходчив и мягок. Возможно, так и должен выглядеть человек, который еще не ведал, что за взлетами его ждут посадки, и не задумывался, что счастье легко потерять и невозможно вернуть. Молодость безрассудна. И проклинать свою любовь может лишь в шутку.

Этот роман в письмах захватывает еще и потому, что даже на первый взгляд они, актриса и писатель, — не пара. Они столь же разные, как Чехов и Лика Мизинова («Насмешливое мое счастье») или Бернард Шоу и Патрик Кэмпбелл («Милый лжец»). Те тоже обошлись без хеппи-энда. Но этот корректировала еще и тяжелая поступь эпохи.

Будущее каждого из персонажей вроде бы вынесено за скобки, однако важен именно контекст. Две судьбы, не сложившиеся в одну. Судьба женщины, дожившей до 95 лет и ставшей последним парторгом МХАТа. И судьба мужчины, который за славой и чинами не гонялся, предпочитая простые радости жизни, но на склоне лет очень пригодился Театру на Таганке… Как бы то ни было, в финале спектакля он и она снова вместе, снова молоды и беспечны…