В конце января 2016 года осталась практически незамеченной одна круглая дата — исполнилось 240 лет со дня рождения великого писателя эпохи романтизма Э. Т. А. Гофмана. Похоже, лишь петербургский Театр юных зрителей откликнулся на это выдающееся событие — думается, непредумышленно. На сцене ТЮЗа идут два спектакля по произведениям великого романтика — «Щелкунчик мастера Дроссельмейера» в постановке Игоря Селина и премьера «Гофман. Видения» в постановке Рикардо Марина. Но, возможно, дело еще в том, что для «целевой» юной аудитории проблемы обретения себя в мире — реальном или идеальном, равно как и наглядность несовпадения этих миров — всегда стояли особенно остро, а сейчас, в условиях торжества бездуховности, приобретают дополнительную остроту.

Так или иначе, сложилась своеобразная дилогия, обе постановки многое роднит, но не меньше и отличает. Оба сценических текста строятся на конфликте мечты и реальности, поэзии и прозы. На стороне идеального мира выступают юные духом и телом, в «Щелкунчике» это девочка Мари, в «Видениях» грезит о высоком юноша, студент Ансельм.

Оба спектакля имеют жанровое определение «фантазия», оба идут на большой сцене ТЮЗа, храбро покоряя это непростое пространство, оба спектакля очень красивы — с прихотливой игрой света, использованием спецэффектов. Интересно, что спектакль «Гофман. Видения» воспроизводит некоторые сценические приемы «Щелкунчика» — кружение персонажей на поворотном круге, их возникновение из люков или внезапное появление в портальных окнах. Такое удвоение приемов воспринимается не как заимствование, а как мостик, переброшенный от одного произведения Гофмана к другому.

В «Щелкунчике» Игоря Селина постоянно идет снег, «сходит наземь небосвод» по разным поводам, например, под снегопадом, устроенным мастером Дроссельмейером, взрослые участники истории превращаются в механические игрушки, «в живых» остаются лишь девочка Мари (роль играют несколько актрис, я видела замечательную Алису Золоткову) и ее единственный близкий друг Щелкунчик. Парадокс состоит в том, что как раз он-то является настоящей игрушкой. Но для Мари с ее странными для окружающих фантазиями, он оказывается ближе, чем чопорно-правильный отец (Николай Иванов) и элегантная, надменно-равнодушная мать (Наталья Боровкова). Селин поставил спектакль о детском одиночестве. «Наверно, я становлюсь взрослым», — сокрушался в сказке Сент-Экзюпери. В спектакле Игоря Селина взрослые не сокрушаются, они, как и многие из нас, напрочь забыли, что когда-то были детьми.

В спектакле «Щелкунчик» мир феерический и прозаический причудливо перемешаны, взаимопроницаемы, граница между ними прозрачна или вовсе отсутствует. В войске Мышиного короля на равных маршируют гусары в париках, нарядных мундирах и грубые солдаты в шинелях и ушанках. Но где-то между ними все время брезжит Ангел (Радик Галиуллин), которого видит только Мари. Он-то, другая ипостась Щелкунчика, в финале и превратится в Принца.

Сияющая огнями елка, поворотный круг, разрисованный под циферблат, мерцающий снегопад — сказочный финал, вызывающий ностальгические воспоминания о старом ТЮЗе с его загадочно-чарующей атмосферой. Нас, взрослых, все-таки вернули в мир детства.

При всей визуальной перекличке спектакль Рикардо Марина «Гофман. Видения» являет иной подход к романтической прозе. Разница прочтений возникает на уровне внутренней природы конфликта и способа взаимодействия актеров. В «Щелкунчике», как уже говорилось, сказочная фантасмагория — это мир грез и галлюцинаций тонко чувствующей Мари, которую окружающие считают психически нездоровой. Напомним, что инсценировку написал драматург, он же врач-психиатр Александр Строганов, которому сфера двоемирия знакома не понаслышке. Хрупкому миру фантазий Мари противостоит не столько мышиное войско во главе с Королем, сколько трезвый и прагматичный мир взрослых. Конфликт переживается актрисой глубоко психологически, драматично — через сомнения, страхи, одиночество, преодоления, через самопожертвование, открывающее путь к победе и желанному чуду. Защитив Щелкунчика, Мари отстояла ценности реальной жизни, не предав при этом мир фантазии.

Подобного внутреннего драматизма мы не найдем в спектакле «Гофман. Видения» по мотивам повести «Золотой горшок». Постановщик Рикардо Марин опирается прежде всего на литературный текст, четко обозначая при этом внешний конфликт. Миры поэтической фантазии и филистерской прозы разведены здесь даже мизансценически — события в семействе загадочного архивариуса Линдгорста (Валерий Дьяченко) происходят на верхнем ярусе сценической конструкции, события в семействе приземленного конректора Паульмана (Кирилл Таскин) опущены на планшет сцены. Пятно света выхватывает то верх, то низ, между ними странствует студент Ансельм (Иван Стрюк), влекомый некими посторонними силами, создающими сложные ситуации, которые артист вполне убедительно отыгрывает — испуг перед торговкой яблоками, которая на самом деле ведьма, завороженность явлением зеленых змеек. Меж тем герою нужно сделать сложнейший личностный выбор — между экзотической женщиной-змеей Серпентиной и вполне земной девушкой Вероникой, а по сути опять-таки найти свое место в мире — либо в мире эфемерных поэтических высей, либо в житейском благополучии. Выбор тем более непростой, что осуществимо и то, и это, заманчиво влечет и та, и другая сторона. Однако явной внутренней борьбы в душе Ансельма не происходит, да и девушки, похоже, из-за него не шибко убиваются, возвышенный и низкий мир существуют параллельно, не пересекаясь.

К чести создателей спектакля нужно сказать, что земная Вероника решена не прямолинейно, в исполнении Аделины Любской это привлекательная девушка, которая не лишена лирической мечтательности, просто мечта ее иного свойства — о красивой жизни замужем за надворным советником, каковым виделся Ансельм. Один из сильных моментов спектакля — проход Вероники через зал об руку с надворным советником, только совсем не Ансельмом, а прозаичным регистратором Геербрандом (Виталий Кононов).

Большой сольный эпизод отведен Серпентине, роль которой исполняет знакомая нам по «Щелкунчику» Алиса Золоткова. Стройная зеленая чаровница с длинными насадками на пальцах под ориентальную мелодию рассказывает историю их змеино-саламандрового рода. Пряная проза Гофмана замечательно ложится на восточный танец. Внятное донесение сложного текста — одно из достоинств спектакля, который по форме является литературоцентричным.

Так, вероятно, и задумал режиссер, выведя на авансцену самого автора — Гофмана (Радик Галиуллин) с рассказом о переживаемом историческом моменте. Создавался «Золотой горшок», когда в мире внешнем, близко окружавшем Гофмана, бушевала война: остатки разбитой в России наполеоновской армии ожесточенно сражались в Германии. Уход от ужасов войны в мир романтической утопии — именно это транслирует персонаж Р. Галиуллина, в данном случае он — медиум, все происходящее и есть порождение фантазии автора. Тема «человек и война», увы, не теряет актуальности, но в спектакле эти сцены опять-таки лишены драматического напряжения, это, скорее, хорошее литературное исполнение. И сам спектакль воспринимается как цепь чтецких фрагментов и красивых инсталляций, иллюстрирующих прозу Гофмана. Если пользоваться известными и достаточно условными терминами, то можно сказать, что первый спектакль ближе к театру переживания, а второй — к театру представления. У каждого типа театрального искусства найдутся свои поклонники.

Следует упомянуть еще одно звено, связующее оба спектакля — общность персонажей Валерия Дьяченко. В «Щелкунчике» замечательный артист играет Дроссельмейера, в «Видениях» — Линдгорста, оба они — мастера чудес, волшебники, которые порой оказываются бессильны перед объективностью реальных обстоятельств. И эта краска привносит в спектакль Рикардо Марина ноту недостающего драматизма.

У сценического текста сложные взаимоотношения и с авторской иронией. «Пиявки, приставленные к заду» (это из текста «Золотого горшка») здесь совершенно неуместны. И как-то уж слишком серьезно звучит мотив обретения Ансельмом счастья в мифической Атлантиде. Тем не менее, все точки расставлены, ясно, что герой спектакля свой выбор сделал.

Самая сильная сторона спектакля «Гофман. Видения» — романтический, поэтический пафос, идущий от литературного источника.

Может быть, здесь в какой-то степени сказалось и происхождение режиссера — мексиканца, представителя иной культуры, где предания, легенды, мифы давно стали неотъемлемой частью жизни. Рикардо Марин — ученик Григория Козлова, он интересно заявил о себе спектаклем «Фандо и Лис» по Аррабалю, рядом экспериментальных постановок в ON.Театре. Участвует в постановках «Мастерской», в спектакле «Молодая гвардия» играет Сталина. И хорошо, что молодой режиссер вновь напомнил о себе спектаклем, демонстрирующим хороший литературный вкус и утверждающим небесполезную нынче мысль, что и в самые сложные времена можно так или иначе отвоевать свое личное пространство.