На сцене Концертного зала Мариинского театра показали предпоследнюю оперную премьеру сезона — «Аиду» Верди в постановке итальянского швейцарца Даниэле Финци Паска. Его концепция одной из самых популярных мировых опер настроила маэстро Валерия Гергиева на вдохновенное прочтение произведения, казалось бы, закованного в штампы.

Акробат в «колесе Сира» — единственный цирковой номер в опере «Аида», который напоминает, что ее постановщик — автор знаменитого шоу для "Цирка дю Солей«.Такую постановку мог позволить себе только театр, уже имеющий «Аиду» с пирамидами, сфинксами и пальмами, звездным небом над картинно плещущими водами Нила, перспективой рисованных колоннад и залов священных храмов. Все это, конечно, никуда не делось, оставшись в историческом репертуаре. Мариинский театр не впервые позволяет себе роскошь создавать модернистский «дубль» того или иного названия. Так было с «Евгением Онегиным», «Пиковой дамой», «Мазепой» Чайковского. Старая, фактически музейная «Аида» в сценографии Петра Шильдкнехта и режиссуре Алексея Степанюка не испытывала недостатка в публике, всегда собирая полные залы. Однако желание сменить точку зрения, увидеть непривычное в хрестоматийном более чем объяснимо. Приглашение режиссера Даниэле Финци Паска для этой цели было отличным решением.

Финци Паска до сих пор знали как постановщика шоу «Кортео» для «Цирка дю Солей». Многие, возможно, ждали шоу с огнями и полетами. Финци Паска вместе со своей постановочной командой, конечно, оснастил спектакль элементами шоу, но без трескучих эффектов. Сосредоточившись на конфликте любовного треугольника, он исключил из «Аиды» все танцы по принципу «убрать лишнее». Без них опера лишилась статуса «большой», но получилась не менее убедительной. Спектакль вышел по философу Эриху Берну — о людях, которые играют в игры.

На подиуме сцены, задрапированной по периметру в черный кабинет, можно было увидеть полк деревянных солдатиков, выстроенных в форме четырехлистника. Оставалось, замерев, ждать, как скоро рухнет этот игрушечный полк, приведенный в движение ручкой импульсивной аристократки Амнерис. Падение последнего солдатика идеально совпало с ритмом партитуры. В белом платье, с улыбкой на устах дотронувшись до первой фигурки, Амнерис не подозревала, что эта игрушечная катастрофа отзовется катастрофой в ее жизни. Действие завертелось по цепной реакции вокруг черного квадрата, похожего на ринг, «окантованный» подсвеченной прозрачной дорожкой. Финци Паска первым из режиссеров, ступивших в магический круг не самой простой сцены Концертного зала, додумался, что действующие лица должны повторять свои мизансцены по всему периметру — тогда зрители правой стороны получат те же впечатления, что и зрители слева.

Благодаря черному рингу в середине большинство ансамблевых мизансцен напоминали игровые поединки главных героев. На ринге разворачивались ключевые моменты драматургии, как, например, суд над Радамесом или замуровывание Аиды и Радамеса «могильной плитой». Условно-игровыми были «одноразовые» доспехи из фольги, как и забавные картонные шлемы для врагов-эфиопов, вымазанные синей краской, будто сделанные детьми. Из шоу-элементов состояли шествия с развевающимися лентами, светящиеся треугольники «звездного неба» оказались в руках у хора, а рамки с песком обернулись «берегом Нила» в руках у миманса. Несколько раз в спектакле сверху опускалась гигантская конструкция со светящимися подвесными балками — как резонанс высших сил. Единственный цирковой номер представил акробат в «колесе Сира».

Холодноватый хайтековский дизайн охлаждал вулканические страсти оперных героев. В белое были одеты Радамес и Амнерис. Аида была в красном, ее отец Амонасро — в синем, с боевым окрасом на лице. Хор вышел в белых робах, с сумками, куда были запиханы костюмы, в которые певцы переодевались на глазах у публики. Режиссер как бы соединял хористов со зрителями, делая их свидетелями происходящего. Массовка подогревала публику пронзающими взглядами, словно вовлекая в свою игру на черном квадрате.

Постановщик с особым тщанием отбирал солистов. Если каждый последующий спектакль будет обеспечен певцами не хуже премьерного состава, то дизайн не сможет перекрыть их своим блеском. Режиссер, собственно, и старался убрать «вампучность» из этой оперы, чтобы дать возможность вновь насладиться красотой и гуманизмом музыки, ее общечеловеческими страстями.

Заглавную партию на премьере спела Екатерина Шиманович — сильная, страстная и умная Аида, блестяще справившаяся с вокальными сложностями. Но Верди не случайно написал гениальную партию не только для Аиды, но и для Амнерис — ее могущественной соперницы. Новой Амнерис стала Екатерина Семенчук, спевшая эту партию впервые в жизни. «Аиду» с ее участием можно было переименовать в «Амнерис». Это был триумф молодой певицы. Смело, свободно, тонко, психологически гибко, со скачущей, но подконтрольной «температурой» чувств и эмоций, используя максимум красок своего богатого голоса — от фортиссимо до шепчущего пианиссимо — она явила цельный и противоречивый образ неординарной женщины, страдающей от неразделенной любви. Сольные и ансамблевые номера певицы затмевали все остальное, выставляя на передний план драму героини. Ровно, хотя и не без усталости спел Радамеса Август Амонов, а сочный баритон Эдема Умерова в партии Амонасро подтвердил, что в России всегда обожали петь Верди.