Крушение идеалов заставляет героиню спектакля МДТ — Театра Европы «Привидения» убить сына и закончить самоубийством собственную жизнь.

«Приведения» Генрика Ибсена по изощренности родства героев вполне сравнимы с нынешними бразильскими сериалами — что ни герой, то «скелет в шкафу». Девушкой фру Алвинг выдали за богатого бабника и никчемного человека. Она мужа не любила, предпочитая ему своего духовника — пастора Мандерса. Зато покойный камергер Алвинг любил многих, например, служанка Регина, живущая в доме в услужении и та — плоть от плоти его. Вдовец Энгстран, который официально признает девушку своей дочерью, зная, что их родство не кровное, имеет на дочурку совсем не отцовские виды. Братишка Регины, законный наследник Алвинга — Освальд, словно в наказание за грех отца — прелюбодеяние и грех матери — отречение от подлинной любви, болен «на всю голову», даже врачи иначе как «источенный червями» его не называют. Но до последнего момента идеалистка фру Алвинг, ненавидя своего мужа, будет «осветлять» его образ и скрывать правду от сына и служанки.

Да, герои Ибсена переживают страсти высочайшего накала и расплачиваются за них «по гамбургскому счету». Еще современники драматурга примечали сходство пьесы «Привидения» с древнегреческими трагедиями, редкая из которых избегает темы родового проклятия. Судя по предыдущим спектаклям режиссера Олега Дмитриева, его эта тема волнует не меньше древних греков. Но для того, чтобы смягчить театральность страстей и некоторое морализаторство, исходящее от автора, режиссер слегка иронизирует и над фру Алвинг (Анжелика Неволина), и над Региной (Елена Соломонова), и над пастором Мандерсом (Владимир Захарьев). Вне иронии над человеческой рисовкой остаются только столяр Энгстран (Сергей Козырев), да бедняга Освальд (Станислав Никольский). По Дмитриеву получается, что именно Энгстран, за благообразной внешностью и мнимой почтительностью (она подчеркнуто плохо дается герою Козырева и позже слетит с него в один момент) которого скрываются алчность, мстительность и похотливость, спалил приют Алвингов. В сцене пожара он явится в их дом со свечами в руках и будет настырно убеждать Мандерса, что виной всему — его, пастора, неосторожность с огнем. А интонационно подчеркнутый Козыревым намек на истинное назначение задуманного им «убежища для моряков» (не иначе как бордель, который «будет достоин покойного камергера») да сладострастный поцелуй, которым он прощается с мнимой дочерью, окончательно перечеркивают образ литературного добряка Энгстрана, превращая его в демона, проносящегося над пепелищем господского идеализма. И Мандерс, поняв сущность Энгстрана, тоже обозначает особой интонаций это понимание: «Якоб, вы — редкая (пауза) личность!». Но более чем на многозначительные паузы и поучения Мандерс не способен: фру Алвинг, которую так и не отпустила любовь к пастору, напрасно идеализирует и его, напрасно ищет в нем поддержки, напрасно пытается то разжечь в нем страсть, то призвать к отеческим чувствам (по Дмитриеву Освальд вполне может быть плодом давнего «утешения» пастором фру Алвинг). Окончательное крушение ее надежд происходит в тот момент, когда она понимает, что Освальд, на которого она сделала ставку после освобождения от химер мужа и пастора, болен, она так же аккуратно, как прежде делила на двоих с пастором стакан водки, разделит на двоих порцию морфия, прибереженную Освальдом для самоубийства.

Герои «Приведений» Олега Дмитриева живут в сумрачном доме, заполненном дверями и зеркалами (художник Елена Дмитракова). Зеркала в рамах стоят напротив друг друга, зеркала скрываются на оборотной и лицевой стороне резных дубовых дверей. Отражаясь в них, люди-приведения пытаются доказать себе собственные материальность и значимость. Но все напрасно: тот, у кого умерла душа, уже никогда не будет человеком.