«Балет — любовь моя». Театр «Постмодерн-балет» (Москва).
Спектакль-импровизация Романа Виктюка при участии Любови Кунаковой

Л. Кунакова.
Фото Н. Разиной

На афише значились две ЛЮБОВИ и один РОМАН, а с самого верху, как ему и полагается, сияло ещё одно сильное слово — ЗВЕЗДА. (Имелось в виду, что звезда мирового хореографического искусства Любовь Кунакова продемонстрирует вместе с легендарным Романом Виктюком их общую любовь к балету). В общем, в глазах слегка рябило.

По окончании спектакля я подошла к Роману Григорьевичу Виктюку с вопросом — меня интересовало, как зовут одного из партнёров Кунаковой, явившегося, на мой взгляд, действительной звездой представления. (В программке имена партнёров были приведены рядком, один за другим, без точного указания на исполняемый ими номер). Роман Григорьевич поднял на меня полный неподдельного удивления взгляд и ответил: «А я откуда знаю?! У меня жуткая память на имена, всех и не упомнишь…»

Но не на всё у Романа Григорьевича жуткая память. Например, имена Жана Жоржа Новерра и Мариуса Ивановича Петипа легендарный режиссёр запомнил и довольно бойко оперировал ими во время своих монологов. О, что это были за монологи! Чудо! Чего стоит одна только фраза: «Меня Верди звал ещё в утробе матери». Но не будем забегать вперёд.

Дело было так. Всё началось с разминки. Это — когда перед уроком или выходом на зрителей артисты слегка разминают свои ещё не готовые к работе тела. В общем, такая первая и самая невзрачная ступень балетной кухни. Итак, артисты балета, будущие партнёры Любови Кунаковой, разминали свои ещё не совсем готовые к выходу на зрителя тела, поправляли лямки, пробовали пируэты… etc. И длилось это довольно долго, в каком-то мутном свете, и уже начинало поднадоедать, как вдруг сцена засияла ослепительно белым, и в ярком луче прожектора появилась Она — Балерина и Он — Режиссёр и хозяин спектакля.

То, что Роман Григорьевич Виктюк — полновластный хозяин и настоящий герой представления (а не Любочка, как он ласково называл балерину, и не Петипа, и не Новерр, и даже — не горячо любимый им Балет), было ясно с первого взгляда. Лёгкой, слегка развязной и слегка косолапой походкой конферансье режиссёр вышел на сцену. Снисходительно улыбаясь и ведя за руку смущённо улыбающуюся Любовь Кунакову, подвел её к балетному станку, стоявшему на авансцене. Всё так же мило и снисходительно улыбаясь, слегка поаплодировал балерине, вторя горячим аплодисментам зрителей, которые, несомненно, были рады вновь увидеть свою балерину, пусть и не на совсем «своей» сцене. Затем, опершись на станок и как-то неловко суча ножкой некое подобие rond de jambe, Роман Григорьевич заговорил о прекрасном искусстве по имени балет, о балетном классе, о тяжком каждодневном труде в этом классе, вот об этом станке и о том, что в балетном классе есть зеркало. Но поскольку сейчас этого зеркала нет, то этим зеркалом будете вы — дорогие и горячо любимые нами зрители. Так что, Любочка — давай, начинай.

И Любовь Кунакова, всё с той же слегка смущённой улыбкой встала к станку и начала делать batement tendu. Сначала лицом к станку, по восемь штук с правой и с левой ноги, потом, повернувшись, plie, потом опять batement tendu, а потом… Да стоит ли перечислять весь тяжкий каждодневный набор экзерсиса у палки, и да стоит ли его делать здесь и сейчас, когда зрители ждут блестящего представления, а в конце им даже обещано нечто таинственное, наречённое в программке заманчивым словом «сюрприз»?

Экзерсис окончен. Ну вот и славно, ты, Любочка, иди, надень белую пачку, а я тут скажу пару слов о синтезе балета и драмы, о новациях Новерра и его споре с Петипа, о том, что балет, это, прежде всего, искусство совершенной формы, а что такое творчество… творчество — это и есть построение формы. Ну вот и Любочка готова, пошла фонограмма! «Спящая»! И да здравствует Петипа!

Pas de deu из «Спящей красавицы», один из коронных своих номеров балерина провела блестяще. Любовь Кунакова в отличной форме, ничуть не утратила своего обаяния, осталась нетронутой и её величественная, столь редко теперь встречающаяся, неспешная и невычурная манера.

…Как-то, знаете ли, странно выглядит на сцене мужчина в брюках рядом с мужчиной без оных. Пусть даже если первый — режиссёр, а второй — принц Дезире… Роман Виктюк стоял недалече, подле рояля и мило улыбался. Но кланялся потом вместе с Любочкой.

Ну вот, пока Любочка переодевается для «Жизели» (о, это ещё один из горячо любимых мною шедевров Петипа), я для вас тут кое-что процитирую о белом балете. Даже и не для вас скорее, а для себя. И надел очки, и открыл «Дивертисмент».

Потом было pas de deu из «Жизели». Ну, и если во время кладбищенского таинства второго акта старинного балета, опершись на рояль и заложив ногу за ногу, на сцене стоит человек в брюках и полосатом пиджаке, то почему бы Графу Альберту не забыть снять с руки электронные часы? (Какая-то тут невероятная фальшь получается, или, может быть, это новое слово в режиссуре балетного концерта?)

Потом был Танец со змеёй из «Баядерки». Тоже один из коронных номеров балерины. И он тоже был исполнен, как и всегда, безукоризненно. Только, может, балерина чуточку устала, и от этого взрывной финал выглядел не слишком взрывным. Но маленький взрыв всё-таки случился, когда человек в пиджаке и в брюках подошел к томящейся любовным отчаянием Никии и, улыбаясь (тут уже не снисходительно, а как-то умилённо), протянул ей корзинку предательских цветов! Как билетик в трамвае — контролёру. Это даже не накладка была, не «брак» в ткани спектакля. А именно взрыв, обвал. И ощущение робкой радости от происходящего на сцене, ради которого и идешь в театр, в балет, улетучилось окончательно. Летает, знаете ли, эта радость по залу, искрится в глазах артиста и зрителя, заставляет одного затаить дыхание, другому второе дыхание дарит, и вот так, летая, вдруг споткнётся о какую-то ничтожную цветочную корзиночку и упадёт, и разобьётся вдребезги.

После «Баядерки» случилась пауза.

Пошла фонограмма, но Любочка на сцену не вышла, не успела. Тяжело быть звездой мирового балета, звездой под руководством Романа Виктюка.

Любочка! Любочка! Нету Любочки. Устала, наверное. Только вы не подумайте, что это накладка. Это не накладка, а пауза. А пауза — это всегда хорошо. И Роман Григорьевич, ничуть не смущаясь, предложил самому себе немного помолчать.

И пока Роман Виктюк стоял на сцене, улыбался, сжимая немой микрофон, и молчал, вдруг подумалось: а зачем он здесь стоит? Любочку ждёт?

Да её вроде бы и ждать не нужно. Сейчас передохнёт слегка (нагрузка-то адская!) и выйдет, и исполнит, как всегда, безупречно, обещанное pas de deu на музыку Обера. Ведь она действительно — звезда балета. И сейчас идет её концерт. А не спектакль-импровизация Романа Виктюка с её участием.

И Любовь Кунакова вышла. И исполнила. Правда, не безупречно. Знаменитая «косая» в вариации из много раз повторяемых коротких re le ve, которую балерина должна пройти, не меняя опорную ногу, не получилась. Кульминации блестящего концертного номера, финального в первом отделении, не было.

Второе отделение шло благополучно. Накладок, остановок не было. Роман Григорьевич сменил репертуар на более для него подходящий — он уже не пытался рассудить Новерра и Петипа в их вечном споре об устоях балетного театра, а рассказывал про свой личный опыт общения с балетом: о том, как он кормил эсмеральдову козочку и с малолетства лупил в эсмеральдов бубен, о том, как его выгнали из балетного класса, о том, как пил водку с Альберто Алонсо, ets. Любовь Кунакова, честно отработав первое, классическое отделение, сейчас как будто вздохнула свободнее, обратясь к своему современному концертному репертуару. Фрагменты из балетов и номера в постановке М. Бежара, Ю. Григоровича, А. Алонсо, Э. Пейджа, Ж. Арпино… Балерина улыбается, Роман Виктюк веселит публику (шутя, пытается посоперничать с Любовью Кунаковой в ловкости исполнения shene), публика, естественно, смеётся. И начинает слегка беспокоиться в ожидании сюрприза. И как выяснится немного позже — не зря.

Сюрприз шёл под фонограмму любимой виктюковской Застольной из «Травиаты». Роман Григорьевич любит эту музыку, оказывается, со своего ещё внутриутробного периода («Когда моя мама была мною беременна, я под „Поднимем! Поднимем!“ начинал себя очень бурно проявлять»). Любови Кунаковой Виктюком была задана непростая задача. По ходу музыки балерина должна была «прожить» в танцевальной импровизации три состояния (мечта о любимом, встреча и приём гостей, ужимки и гримасы клоуна), а затем «перемешать» их в жуткую неразбериху кошмарного сна. У балерины импровизации не получилось. И хотя трудно её винить в этом — такие психофизические упражнения редко кому из балетных артистов под силу, — было грустно смотреть на заштампованный набор привычных классических движений. Лучезарная улыбка и лукавая игра веером не спасли дела. Растерянность балерины передалась и публике Несмотря на гремящую фонограмму, в зале повисла неловкая пауза…

Нет, я, конечно, люблю балет. Но не такой.

P. S. А имя и фамилию артиста, что запамятовал Роман Виктюк, я узнала позже. Его зовут Владимир Гусев.